Бог весть как это всё сделалось. Быть может люди искусства и все такие? Верно я не в праве причислять себя к последним, раз окончил один только год Суриковского училища, но как всё-таки работаю дизайнером… Впрочем, это неважно.
Мне всегда казалось, словно живу чужой жизнью и не терпелось домой – к своим. Словно был в разлуке с любезным отечеством, любезными лицами. Я так выражаюсь потому что мне нравится читать романы, писанные старинным слогом, да, признаться, и самому сочинять оные, кроме того…Впрочем, неважно. Перо отказывается служить, как скоро принуждаю его следить постылые предметы. Так коснусь их вскользь.
Я сидел с Германом в ресторане, что близ нашего ведомства. Герман – врач, очень удачливый в некоторых отношениях. К примеру – пользует президента, хотя не говорит о том, может и обязан молчать. Думает, я не догадываюсь. Смертельно болен раком, поддерживает себя тем только, что не лечится химией, а какими-то экспериментальными методами. И об этом молчит, думает тоже не догадываюсь. Хоть он всегда много и оживлённо болтает, большой молчун – лишнего ничего не произнесёт. Теперь он не замолкал уже без малого час, но я примечал – на душе у него сквернее обычного.
– Тебя что, вообще ничего кроме твоего проекта не интересует? – раздраженно поинтересовался он.
Я промолчал – мой проект, откровенно говоря, меня тоже не интересовал.
– Вот мы тут сидим, они все, – Герман кивнул на переполненный зал, – сидят, а «те»… Думают я не вижу, что на место меня станет Варельман? А что он сделал?
Я с удивлением взглянул на собеседника – таких откровенностей удостоился впервые, и в таком волнении никогда не видал.
– Что с тобой?
Герман сжал пальцы, что они хрустнули, понизил голос до шёпота:
– Час Х близок!
– Что за Х такой?
– Черт его знает! Вулкан, комета, вирус, мировая война – не всё ли равно, если всем конец!
– Значит никому не обидно.
Мефистофельский смех, от которого прямо-таки затрясся Герман заставил оглянуться на наш столик всех присутствующих.
– «Те» сбегут.
– На Марс что ли? Участь не завидная.
Новый взрыв истерического смеха.
«Все смертельно больные так боятся смерти, или только этот неврастеник?» – подумал я, а вслух сказал:
– Что же, Герман, видно Богу так угодно, рано или поздно, все ведь…
– Ты ничего не знаешь, – зашептал Герман страстно, – всякий там Марс и прочий космос – ширма, рисованная отчётность для планктона.
– Ты хочешь сказать, участники международной научной конференции в северной Каролине, еще сорок лет назад, зимой 2017 года, знали – современные знания о космосе сфальсифицированы? Ужели их теория плоской Земли, со стеною льда вместо Антарктиды по окружности, и центром на месте Северного полюса, подтверждается новыми исследованиями? Не могу этому верить.
– «Круглая», «плоская» – не в том дело! Какая разница, если дни ее сочтены! «Марс»! Какой идиот станет туда перебираться хоть и с горящего дома? Шило на мыло. Гиперскачок в прошлое, вот где разработки велись. Умно придумано! Информация полная, преимущества колоссальные, риск провала нулевой. «Те» в необходимом количестве – не менее пятидесяти, не более пятисот человек с некоторым оборудованием переправляются на несколько веков назад, небольшая спецоперация и они владыки мира. Да какого мира! Одна экология чего стоит! Никакой онкологии!
Герман всхлипнул и схватил стакан с минеральной водой на дне. Я поспешил наполнить его, причём вопреки обыкновенной моей аккуратности пролил половину на скатерть. Впрочем, это не важно.
– И что, далеко ли зашли эксперименты?
Теперь Герман не мог пожаловаться на моё невнимание.
– Так далеко, что в следующем квартале всё должно было быть готово.
– Да не задалось?
– Час Х наступит скорее, чем предполагалось. Энергии хватает на небольшой объём, скажем, размер гостиной в доме твоего начальника. Чёрт знает, как это на их языке зовётся, не знаю. А чтоб энергоэспри-объекты – людей то есть, перемещать, совсем мало. Больше трех человек на потянет. Президент антидепрессанты колет. Конечно, с такой куцей свитой, да одной какой-нибудь пусть и самой современной установкой, если даже и нейтронное оружие…
– Где это? – перебил я.
– Что «это»?
– Конструкция, которая перемещает?
Герман захохотал в третий раз.
– Ах, ты планктон. Какая конструкция? Простой компьютер в моём центре – ведь вся операция, так сказать, лечебная. Программу определенную запускает одно нажатие комбинации знаков, но рукой президента. Клавиатура биочувствительна. Детали не знаю – не моя компетенция, но, кажется, стены этой комнаты особенные, то ли из каких-то супер-частиц, отлетевших от каких-то супер-протонов, то ли ещё из чего, что формирует чёрную дыру. А может и враньё.
– Знаешь, как время задать?
– Время?
– Параметры, куда перемещаться.
– Система сама спрашивает. Но пока дальше четырехсот лет…
– Вполне довольно. Теперь президентовы пальцы. Система, надеюсь, не распознает биоизлучение, а только отпечатки? Их можешь достать?
Герман глядел во все глаза, выражение которых менялось удивительным образом, и наконец стало именно таким, какого я и желал.
