1. 1. О вреде пропущенных лабораторных
Лёша Красавин
В метро спускаться не стал. Топал по шумной улице, оттягивая неприятный разговор. Хоть сорок минут, но мои.
Тёткин гороховый суп с гренками и горкой мелко нарезанного свежего лука упрямо дразнил воображение, казалось, я слышу сладковатый аромат копчёностей. Что ни говори, готовит тётя Катя обалденно. И вообще она классная, только вот профессия подпортила образ — ментура, одним словом. Я никогда не был проблемным подростком и по возрасту уже выбыл из её целевой аудитории, но обращалась она со мной, как с одним из своих подопечных.
А тут ещё это — треклятая химия. Преподша — на редкость вредная старуха — так и не допустила меня к зачёту. Теперь сессия под угрозой — без зачёта по химии не дадут сдавать экзамены. И так далее, и тому подобное. Армия, которой меня уже лет пять пугали все, кто говорил по-русски — пустяк по сравнению с лекторием, где я буду единственным слушателем, а тётка говорить умела, могла это делать бесконечно и нудно.
Можно возразить, мол, не отправила бы она меня заниматься разлюбимым ею самбо, не пришлось бы мне участвовать в первенстве района и области, и я бы прекрасно выполнил лабы и не заработал «хвостов». Да только эти слабые аргументы добавят тёткиным речам энергии, словно подброшенный в костёр хворост. Уж лучше промолчать.
Заметил, что стою у палатки с шаурмой. Весёлая продавщица подмигнула:
— Что, парень? Денег нет? Голодный?
Это у меня на лбу написано? Пожал плечами, достал карточку — должно хватить.
Хватило.
Жизнь стала налаживаться. Я пошёл ещё медленнее. Старательно поворачивал лаваш, чтобы не ронять начинку, откусывал, жевал. Спешащие прохожие обтекали меня двумя потоками. Надо бы поискать лавочку, посидеть-подумать.
Свернул в сквер, но там местечка не обнаружилось: где мамаша с коляской в телефон втыкает, где бабулька голубям горбушку крошит, где стариканы о политике бакланят.
Прошёлся туда-сюда, доел, руки о штаны вытер и уже собрался на проспект возвращаться, как увидел… — эх… Зачем я это увидел? — у тротуара чёрный джип с тонированными стёклами. Два отморозка тащили к нему упиравшуюся девушку, по виду — первокурсницу. Заметно, что недавно в столице, ещё не улетучился налёт провинциальной скромности.
Вот сволочи! Мало им тех, кто в крутую тачку без уговоров прыгает?
Не заметил, как перебежал пустую проезжую часть:
— А ну отпустите девчонку, уроды!
Этих двоих мигом раскидал, да не учёл засадного полка. Поймал подлый удар по башке сзади. Даже не вполне его почувствовал, как в глазах потемнело, и я вырубился…
…Очнулся в белой комнате на широкой кровати. Не один.
Сразу почувствовал: рядом кто-то дышит. Надо было голову повернуть, чтобы увидеть кто, но жуткая боль в затылке не позволяла. Так и пялился в высокий потолок.
Среди квадратных плит чётко выделялись объективы. Ни фига се! Нас снимает не очень-то скрытая камера!
Пошевелил ступнями. Кроссовок нет, носки на месте. Джинсы тоже на мне. Футболка. Толстовки нет. Что за фигня? Если б это была больничка, раздели бы совсем. Да и камеры зачем? Нет, не больничка.
Поморщился, поворачиваясь, и резкая боль пронзила от макушки до основания шеи. Машинально прижал ладонь. Шишак знатный! Это к лучшему, значит, мозги не стряхнулись. Шумно потянул носом, собираясь с силами, приподнялся на локте.
Ба! Венера… или как её… Афродита!
Девушку раздеть не поленились. Оставили только чёрные трусики — вполне себе целомудренные плавочки. Лежала она на боку, скрестив запястья и согнув ногу в колене. Спала. Острое плечико. Русые волосы, собранные в хвост. Грудь… Мама! Какая грудь у неё!
Не то чтобы я был спецом по женским прелестям, но эти аппетитные холмики показались произведением искусства, честное слово! Внутри меня стало печь. Я сглотнул так громко, что уши заложило. Сделав неимоверное усилие, отвёл взгляд.
Талия… узкая талия и неширокие бёдра. Хотя перепад весьма ощутимый. Захотелось провести по нему ладонью. Едва сдержался. Закрыл глаза, ещё немного подышал. Что ж такое творится? Девчонку определённо чем-то накачали. У меня тоже туман в голове, но всё-таки соображаю. Во всяком случае, сообразил, что надо бы прикрыть голышку. Замёрзнет, как пить дать!
Сел. На матрасе натяжная шёлковая простынь насыщенного красного цвета, в тон к ней длинная подушка — одна на двоих. Одеяло отсутствует.
Спустил ноги, нащупал что-то мягкое. Толстовка! Медленно, чтобы не вызвать новую волну боли, наклонился, взял свою шкурку, медленно обернулся, накинул на девушку. Коротковато, нога от колена высовывается. Но хоть так.
Обулся — кроссовки валялись тут же. Встал, едва сдержал стон. Будить соседку по ложу не хотелось. Не представлял, как объясняться. Понятно, что я не насильник, хотя и вызывала стройная фигурка недопустимые в отношении к незнакомой девушке чувства. Приходилось сжимать скулы до противного зубовного скрежета и кулаки так, что коротко срезанные ногти впивались в ладони. Пошаркал к двери, в дальний угол огромной комнаты. Что за помещение? Без окон. По всему периметру тянется лента довольно ярких светодиодов, прерываемая направленными на кровать софитами. Светлый паркет на полу, белые матовые плиты на стенах и потолке. Повсюду камеры, защищённые толстыми, прозрачными, как слеза, стёклами. Без сомнений, каждый метр пространства под прицелом. Зачем? Что за шоу тут снимают?
Дверь заперта. Кто бы сомневался? Подёргал за ручку для проформы. Осмотрел. Крепкая, не вышибить. Петли скрыты. Ловушка продумана до мелочей. Уф… Привалился плечом к притолоке и чуть не подскочил от ворвавшегося прямо в мозг хриплого голоса:
— Чего теряешься, чувак? Давай! Жамкни девку!
Только теперь заметил встроенный в стену динамик. Значит, не только подглядывают, но и побеседовать решили!
— Эй вы! Отпустите нас! — зашептал прямо в расположенный чуть ниже и защищённый белой сеткой микрофон. — У меня тётка в полиции работает. Вам не поздоровится, если что!
— Слышь, Жора? — голос звучал глуше, обладатель, вероятно, обращался к кому-то за спиной. — Этот чудик нас полицией пугает! Сказать ему, кто твой батя?
— Заткнись, — сиплый басок заядлого курильщика.
Я попытался представить говоривших, соотнеся с теми, кого успел разглядеть около машины. Первый, скорее всего, веснушчатый с морковного цвета ресницами и бровями. Был ещё щуплый блондин в клетчатой рубашке, но говорил не он. Похоже, басовитого я не видел, именно он мог вдарить по балде.
Постарался говорить миролюбиво:
— Парни, правда… пошутили и хватит. Отоприте дверь. Уйду и забуду обо всём.
— Уйдёшь, — басок стал громче. — А для страховки видео оставишь, как с потаскушкой веселишься. Понял, студент?
