– Сядь, – говорит мать, – я мигом.
Аркадий садится в кресло, раскручивается, чтобы удобно было смотреть в окно.
«Сядь» превращается в довольно длительное ожидание. Матери на него наплевать, у нее тут отдел болтушек. Щебечут на своем научном птичьем языке. Ни черта не понятно, но занятно. Особенно, если смотреть на их физиономии. Кажется, такой замечательный коллектив, так они друг друга любят.
Но не однажды слышал от матери дома: «эта лиса» Катя, ты ей не верь…
Аркадий иногда приходит в научный центр. Мать тащит его на смотрины, чтобы все поахали, какой стал сынок, какой очаровашка, ах какой…
Эти научные тетки умеют создавать атмосферу общего ликования. Наверное, дома у них сплошная тоска, отыгрываются на работе.
Дверь отрывается, на солнечном квадрате ноги в гетрах. Выше короткая юбочка колокольчиком. Маечка, больше смахивающая на ночную рубашку. Личико, состоящее из одних глаз.
– Я – Вася, – произносит личико, – дочь Анны Николаевны.
– Кто это тебя так обидел с именем, – хотел сказать Аркадий (одновременно решая, нравится ли ему девочка), но не сказал.
– Тебя не удивляет мое имя? Круто.
– Я уже ничему не удивляюсь, – словами мамаши хотел высказаться Аркадий, но снова промолчал.
– Ты – молчун, или изображаешь?
– Я – Аркадий.
– То – то.
Что значило «то-то» из уст этого юного цветка, зашедшего с ближайшей клубмы в научный институт, было неясно.
– Меня мамаша просила подождать, потом мы поедем купаться, я купальник даже взяла.
Аркадий хотел сказать, зачем тебе купальник, ты и так голая, но не сказал.
То есть ответ прозвучал в пространстве, Вася плечиком дернула, уселась в кресло, высоко задрав юные ноги.
Бабушка Вера сказала бы: «ну и бесстыдница», или – «вообще эти молодые себе позволяют!».
– Ты ученая? – спросил Аркадий, опираясь на край стола, на котором лежала пудреница и газета «Зеркало недели» с огромной статьей про какого-то депутата.
Она махнула рукой, из которой, показалось Аркадию, выпорхнул голубь.
– Ты все время что-то бормочешь, а вот что – не пойму.
– Хочешь, – вдруг сказал Аркадий, сам от себя не ожидая, – я скажу, кто ты.
– Еще чего. И с какой стати?
– Ты оранжево-красная энергия неразумности.
В этот момент вошла мать Аркадия, неся на подносе бутерброды, чайник и кусок торта.
– Ага, – сказала она, высматривая, куда поставить принесенное, – вы уже познакомились.
– Ее зовут Вася, – сообщил Аркадий.
– Да, ее так зовут, – сказала, сверкнув глазами в сторону сына, Ева Александровна. – И в этом нет ничего плохого.
– Зато легко запоминается, – поставила жирную точку Вася.
Ева Александровна отодвинула пудреницу, которая едва не грохнулась на пол, если бы Аркадий не подхватил ее. Бутерброды красиво отразились на полированной поверхности стола.
В комнату вошла полная цветущая женщина в белом халате. Все на ней лучилось. Температура сразу изменилась, стало заметно жарче.
– Здравствуй, сынок! – протянула энергичная женщина руку Аркадию.
Аркадий руку взял, осторожно пожал.
– Я мать Василисы. Или, как вы ее именуете, Васи. Зовут меня Анна Николаевна.
Цветущая женщина ожидающе посмотрела на Аркадия.
– Ты им еще ничего не говорила? – обернулась к матери Аркадия, которая цепко держала пудреницу.
– Не успела. Но, может, сначала чай?
– Давай сразу к делу. Итак, мы собираемся вас отправить в лагерь молодых ученых. Этот международный лагерь находится в сосновом бору с выходом к морю. В общем, класс. Потому и решили вас прежде познакомить, чтобы вы не чувствовали себя на первых порах одинокими.
Мать Аркадия улыбнулась.
– Ты, дорогая, считаешь, что эти два волчка знают, что такое быть одинокими?
– А ты думаешь, не знают? Это очень трудный возраст, называется переходной.
– Переходной куда? – вытянул шею Аркадий и посмотрел на Васю.
– В следующий возраст.
– А тот куда потом перейдет?
– Кончай валять дурака, – сказала громко мать Аркадия, положив, наконец, пудреницу на стол.
В автобусе Вася смотрела в окно. Изменилась обстановка, изменился человек, сделал вывод Аркадий. За собой он это постоянно наблюдал. Даже дома в гостиной он один, а на кухне совсем другой.
Все дело в уверенности. Если в незнакомом помещении чувствуешь себя неустроенно, значит, ты неуверен в себе. А бывает, что попадаешь в место, где, кажется, и родился. И сразу начинаешь активничать.
Автобус замкнул уста Васе. А Аркадию хотелось рассказывать «волчку», как назвала ее его мамаша, все что переживает, наблюдая проплывающие мимо пейзажи.
Ведь их прежде не было, а вот они есть. А тут получается, все, о чем хочется говорить, пропадает зря.
Человеку надо высказаться. Делает он это по- разному: один пишет картины, другой – романы, третий мастерит планер, все что-то делают.
На мосту через захудалый ручеек автобус громко скрипнул, издал тяжелый вздох и остановился.
– Баста, – сказал водитель и встал из своего водительского кресла, оказавшись высоченным дядей.
Поломку Аркадий связал тут же с ростом водителя.
Аркадий подошел к перилам моста. Облокотился. Стал смотреть на кромку недалекого леса, на мелкие ромашки, росшие из-под щебня, на ручей, в котором плыл покрытый слизью уж.
– Приехали, – сказал громко водитель-верзила и стукнул со злостью ногой, обутой в тяжелый ботинок, по переднему колесу.
– Эй, молодые, помогайте!
Вася покачала головой, нашла глаза Аркадия.
– Идем пешком, говорят, здесь недалеко.
– Недалеко – это сколько?
– Спросим у него.
Подошли к водителю.
– А если мы пешком, то сколько?
– Два часа будет.
– Мы не заблудимся?
– Вполне можете, если войдете в лес. Надо идти только по дороге. Она приведет в село Калиновку, а после села, впрочем, там спросите. Язык до Киева доведет.
Вася и Аркадий взяли свои чемоданы на колесиках и отделились от толпы, которая все еще ничего не понимала и ждала дальнейших указаний верзилы.
Пройдя несколько метров, Аркадий обернулся. Автобус, накренившийся в сторону ручья, кучка людей на фоне белой дороги.
Дорога была разбитой, маленькие пластмассовые колесики все время напарывались на крупный щебень.
Шли друг за дружкой. Вместе идти не получалось, один чемодан наезжал на другой.
Было скучно и потно. Аркадий посматривал вперед, скоро ли дорога закончится и они окажутся у ворот приветливого лагеря молодых ученых. Но дорога упорно не заканчивалась, обещанное село Калиновка не появлялось.
– Слушай, а мы не заблудились? – спросила Вася, останавливаясь. – Идем, идем, конца-края не видно.
– Мы идем всего час, а сказано было через два.
– Но ведь тут настоящая пустыня, ни одной живой души. А песка сколько!
– Это говорит о том, что недалеко море.
Вася понюхала воздух.
– Вон там оно, – указала рукой вправо, – вот и дорога в ту сторону. Здорово пахнет водорослями, разве не слышишь?
