ГЛАВА 1
25 лет назад
- Доктор запретил тебе пить много вина, - сказано это было без укоризны, но сидящий напротив человек все равно поморщился, отчего его красное лицо стало напоминать лопнувший перезрелый помидор.
- Да-да, а еще есть мясо и беспокоиться о будущем своих детей и своего театра, одним словом, он запретил мне жить!, - тучный мужчина сердито хлопнул ладонью по столу, задребезжала посуда. – Послушай, дуэнья, я и без его ученой спеси знаю, что не доживу до шестидесяти, как мой отец, его отец и отец его отца! И моих сыновей ждет та же участь, так уж повелось в нашем семействе. Впрочем, тебе все это давно известно!
- Верно, но не оттого ли, что вы ни в чем не знаете умеренности? Ни в еде, ни в питье, ни… в любви…
- Ты опять о Синтии? Я уже твердо решил, что завещаю театр ей, и тебе меня не отговорить!
- Мы одна семья, Теодор, и я люблю Синтию, как будто она – моя дочь! Но это не мешает мне видеть, насколько она не подходит на роль директора театра. И вовсе не потому, что она родилась женщиной!
- Она – самая талантливая из моих детей, с этим же ты не станешь спорить? Так кому, как не ей, я должен передать театр?, - Теодор болезненно скривился, словно что-то кольнуло его, и продолжил: - К тому же, я надеюсь, Синтия, в отличие от братьев, не унаследовала сердечной болезни, обрекающей мужчин Гормли на короткий век.
- Синтия могла бы стать великой актрисой, это скажет каждый, кто хоть четверть часа поглядит на нее на сцене, но она не связывает свое будущее с «Пантеоном», открой же ты наконец глаза, слепец!, - собеседники вели старый спор, но так до сих пор и не смогли убедить друг друга. – Твоя плоть еще не сгниет в могиле, как она продаст все, что только можно продать, и сбежит в Париж или еще куда-нибудь, оставив нас всех подыхать с голоду! Из всей труппы только ты один как будто не знаешь, что твоя дочь мечтает выйти замуж за графа или барона, на худой конец, сгодится и какой-нибудь фабрикант или банкир, лишь бы с деньгами. Ей хочется блистать не на подмостках, а в светских гостиных, где она может покорять сердца поклонников своим чарующим голосом и томным взглядом! Позволь ей стремиться к своей мечте, к каким бы горестям это ни привело, и оставь «Пантеон» мальчикам. Они не хватают звезд с неба, но твердо стоят на ногах и смогут сохранить театр. К тому же, они гордятся своими предками и не мечтают поскорее сменить фамилию «Гормли» на более аристократическую!
- Я устал с тобой спорить всякий раз, как мы подсчитываем кассу перед тем, как покинуть очередной захудалый городок!, - Теодор Гормли поспешно допил свое вино и поднялся на ноги с живостью, не сочетающейся с его полнотой. – Пора положить этому конец! Надеюсь, в этом Кромберри есть нотариус, который сможет составить мое завещание. «Пантеон» достанется Синтии, и она прославит его, как уже пятьдесят лет не удавалось никому из Гормли! А тебе, если ты меня переживешь, останется только похваляться тем, что в детстве она сидела у тебя на коленях и слушала твои россказни!
- Что ж, видно, мне суждено увидеть закат «Пантеона» и остается только радоваться, что ты не увидишь, как твоя дочь разрушит все, что создавали твои предки!
Упрямый Гормли хотел было ответить что-то резкое, но только глубоко вздохнул, снова поморщился , прислушиваясь к себе, и выбрался из-за стола.
- Оставь при себе свои прорицания, ты будто старая ярмарочная гадалка, - пробурчал он, уже направляясь к двери. – А я иду спать.
ГЛАВА 2
- Парижская фиалка, подумать только! Ну как может Париж пахнуть фиалками?, - Глория презрительно фыркнула и отставила маленький пузырек из голубоватого стекла. – О, нет, Париж пахнет розами и деньгами!
- Ты была в Париже?, - Кэтрин наклонила лист толстого картона с пришпиленным к нему бумажным и взглянула поверх него на Глорию.
- Ах, боже мой, конечно, нет! Нашему захудалому театру никогда не добраться даже до Брайтона, не говоря уж о Париже!, - девушка фыркнула, но горечь ее слов смягчалась легкомысленной улыбкой. – В Париже была моя тетушка Синтия. Отец говорил, что она прослужила там целых полгода, но она плохо знала французский, ей тяжело было учить пьесы, а другие актрисы, завидовавшие ее красоте и таланту, строили ей всяческие козни. И ей пришлось вернуться в Англию…
Глория на мгновение нахмурила брови, и Кэтрин молча кивнула – про тетушку Синтию она уже была наслышана.
- Но я не оставляю мечты вырваться из наших пыльных декораций, - снова заговорила Глория, неспособная молчать дольше, чем нужно было ее мыслям, чтобы оформиться в какую-то новую затею, - При каждом удобном случае я беру уроки французского! В маленьких городках, где мы бываем, всегда найдется какая-нибудь старая гувернантка, готовая заработать несколько монет, пытаясь наполнить мою пустую голову этими бесконечными стихами!
И Глория тряхнула головой, как будто надеялась, что из нее посыплются французские стихи. Длинные и густые темно-рыжие волосы, перехваченные на затылке лишь одной синей лентой, от резкого движения всплеснулись тягучей патокой и снова опустились на плечи девушки.
Кэтрин завистливо вздохнула. Глория Гормли была ее ровесницей, но как уверенно она держалась! Живая, бойкая, хорошенькая, притом весьма невежественная и ничуть этого не стесняющаяся, Глория могла очаровать кого угодно, стояла она на сцене или с улыбкой шла по городской улице, жадно разглядывая все вокруг.
- Если ты будешь так вертеться, я никогда не смогу нарисовать твой портрет, - сказала Кэтрин, чтобы избежать в своих мыслях дальнейшего сравнения с Глорией. Сравнения, которое заведомо сложится не в пользу мисс Кэтрин Хаддон. – К тому же, мне давно пора вернуться на свое место за конторкой.
Едва только Глория узнала, что мисс Хаддон необычайно талантлива к живописи, как немедленно заказала Кэтрин свой портрет, над которым обе девушки мучались уже второе утро. Художница тщетно пыталась уговорить модель хоть немного посидеть спокойно, а Глория искренне не могла понять, почему Кэтрин не может уловить ее черты и перенести их на бумагу, ведь она сидит, как приклеенная! Ну, разве что чуть-чуть поворачивает голову и строит рожицы зеркалу, так ведь она же не статуя, от долгого сидения неподвижно у нее затекает шея! Старинное зеркало в Будуаре леди Джейн, который занимала Глория, настолько понравилось мисс Гормли, что она захотела непременно позировать перед ним. Кэтрин не без оснований подозревала, что здесь, не особенно и скрываясь, проявилась хитрость Глории – Кэтрин придется нарисовать не только очаровательное личико мисс Гормли, отражающееся в зеркале, но и отдать должное богатству и красоте ее волос. По сути, это были два портрета в одном, и пару раз Кэти уже досадовала на это, порываясь изобразить Глорию в привычном для себя стиле.
