Среди миллиардов до точности до микрона
Минорная песня прощального, стылого марта
Звучит, обтекая дождями своими уныло,
Все лица, смотрящие жизни походную карту.
Ведущую ввысь. Им туда бы… Да не обратимо.
Стучит, выбивая нагретые ритмы у пульса.
Небесная ширь распластала себя натяжна'я.
И движет планета намеченным издревле курсом
До Острова Света, светила свои призывая.
Когда-то проснётся. Откроет своё измерение
Для всех, без разбора, щадящие явит глаза.
Не делится надвое дождь – заунывная серость.
Преграды не выстроит жизнь – затяжная весна.
И времени мало. Остаточный рвёт по секундам
Шанс воли у выбора – стынуть нутром или греть.
У счастья дорога считается самой из трудных.
Не мало прошли и на карте указана треть.
Среди миллиардов, до точности доли микрона
Отмечены меткой сердца, что горят ежечасно.
Минорные ноты прощального, стылого стона
Снимают с других, растерявших огни.
Не напрасно…
Решето небесное на моих руках.
Веются безгрешные звёздочки впотьмах.
Вот упала первая в млечные края,
Назову невестою страстного бытия.
А за ней другие сыпятся, смеясь.
Пусть рисуют милые сумерками вязь.
Чудеса клубятся в сетях решета.
Пусть горят небесные звёзды до утра.
Всем по наречению. Всех по именам.
Переливы встречные, радостно глазам.
Я руками ласково глажу нити их…
Привязала к месяцу… Доброго пути…
Как больно по осколкам босиком.
Виски сжимает, словно боль тисками.
Среди застывших гипсовых колонн,
Лишь тень моя невиданных скитаний.
Фонтаны, некогда живущие в раю,
Повисших лоз засохший виноград.
Поникли серостью колючей. На краю
Терновников нестройный ряд.
Темнеет небо чёрной гроздью влаги.
Скрипучий скрежет сорванных петель.
Пронзает скрипка нотами Вивальди,
Душой терзает в стон виолончель.
Как больно по осколкам босиком
В садах затерянных миров веками.
Ходить и видеть прошлого излом
Больших, нечеловеческих страданий.
Она ребёнок… Совсем ребёнок…
Открыта Миру…
А Мир в округе своих воронок
Листает книгу.
Испишет ручкой смешные ноты
И наиграет.
Она мала'я, по шагу в пропасть.
Смеясь, слетает…
Коленки бьются, заплачет громко.
Бывает больно.
И только после, её в пелёнки,
А ткани ко'лки.
Не виновата, что заточили
В такое тело.
Она ребёнок, лопочет еле
И неумело.
О том, что надо и что не надо
Тебе в дороге.
А Мир всё вертит свои начала
В крутой воронке.
Остановиться, её услышать
Совсем не сложно.
Никто. Ничто. Она и ты лишь.
И осторожно.
Красками белыми, красками чёрными…
Снимки вчерашнего дня – негативы…
И на верёвках, квадратами вздёрнуты,
Сушатся красного сердца нарывы…
Контуром чётким ползёт, проявляется
Память, казалось бы, стёртая на прочь.
Выйду из комнаты. Пусть искупается
Всеми доступными правдами за ночь.
В небо взгляну. До потери сознания
Стану смотреть на сияние грёз.
И вдруг пойму, что само мироздание
Белым по чёрному – россыпью звёзд…
Борьба! Но кто об этом знает
Из тьмы возникшие угодья
Остатками, почти золой.
Измазав степень плодородия,
Нависли памятью густой.
– Постой! – кричу, – Не смей
касаться!
Не смей терзать остатки жизни!
Но стала чернота смеяться,
Вдруг, начиная с моей тризны.
Ползёт химера, растекаясь,
И душу к Дьяволу взывает.
Лучом рублю и рассекаю,
Но ярой хамкой наползает
На свет и целится мне в грудь.
Борьба! Но кто об этом знает?
Зрачки – рассыпчатая ртуть
И с языка её слетает
Аркан, цепляя руки, ноги,
Пытаясь туже затянуть.
Не понимая, тело в коме,
Душа же хочет разомкнуть
Свой цепкий узел Чудотворца,
Где жарче пламени оков
Аида плавящие кольца —
Сердечная двоих Любовь!
Борьба! Но кто об этом знает?
У тьмы служителей не счесть.
Душа одна всегда страдает
Всё потому, что Свет в ней есть.
На золоте ставят пробу.
Вы думаете на людях
Не ставят? Кому в угоду
Гравировано «Пребудет!»
В бедовые организмы
Вливают слои франшизы.
Гуляют в телах харизмы
Без штампа гонимой визы.
Ведут на расстрел, обу'яв,
Рожают, крича, кидают.
Кого защищают грудью,
Того со спины стреляют.
Намедни по меди сталью
Вечернее громко «Время!»
А что за холмистой далью?
Расставленные мишени.
Но главное – это проба!
Последняя -три девятки.
Замкнули Вселенной скобы
Наземно играют в прятки.
За лабиринтами сердец
Бежит ручей неторопливо.
Родник восьми его колец
Ко всем относится учтиво.
Не схожесть разума. Полна
Вода, мерцающая гладью.
Сердечным стуком кружева
Волну свою плетут за гранью.
Лишь для души открыто всё.
Познание законов свыше.
Небесной амфоры литьё
И ковка подземельной ниши…
С точки зрения вечности, нас уже нет…
Нет прозрачных следов шелковистого эха.
В облаках, где глазницей закатный рассвет,
Обнимая тела, тают крохотно – вехи…
Забываясь в ночи, просыпаясь ли утром,
Океаны вдали неизбежно застыли.
Окольцованный ветер, боясь шелохнуться,
Не тревожит озябшей песчинками пыли.
Миг открытого счастья. Завтра всё по иному…
Млечным соком по краю, ласкающем век.
Унесет за собой неизвестность в покои
Зрелой вечности слёзы, где нас уже нет…
Не хочу… Видеть мир сквозь стекло…
Не хочу верить в штампы иллюзий…
Разобью всю прозрачность его
И шагну по осколкам, где люди…
Где тепло от ладоней идёт,
Не скрываясь за холодность рамы.
Где улыбкам понятен полёт,
Потому-что, вот здесь они, рядом.
Настоящее чувствуют словом,
Отзываясь волной доброты.
Где дожди и снега с морозом,
Звонкий хохот бегущей весны.
Всё хочу… До всего коснуться…
От заснеженных временем гор
До глубокого дна безумства
Океана просторного. Вот!
Крик не слышит никто, он – Ангел
Бестелесный из «мира мёртвых».
Застекольная жизнь в порядке
И не видится крыльев стёртых…
Взирая на горы покрытые снегом,
Уткнувшихся пиками гордо в века,
Печалью объятые снежные ветры
Вонзают иголки в уснувших сердцах.
И слезы мои, не успев, обретают
Узоры немыслимых, все же снегов.
Взывают к горам свои вечные тайны,
Но тянутся пики до странников снов.
Плывут облака, задевая вершины,
Слегка задержавшись, ласкают снега.
Так делятся мыслями высшие силы —
Чем тверже каменья, тем мягче вода.
Коснуться тех гор, заковавших молчание,
Остаться тем облаком взором прошу.
Но высшие силы своими снегами
Оставили мне в назидание слезу…
Слеза, есть ли мягче тебя на земле?
И есть ли прозрачней тебя естество.
Но горы молчат… И плывут в тишине
Ветрами объятые странники снов.