Где-то в Германии колонна новобранцев маршировала по улице старого города. Солнце светило на их головы. Это был обычный летний день, в который клерк сидел в офисе за компьютером, рабочий стоял у станка на заводе, студент отдыхал в кафе, попивая эспрессо, а новобранцы направлялилсь на праздничный приём к мэру. При виде солдат прохожие испытывали разные чувства. Одни уже привыкли к периодическим встречам с военными в городе. Другие где-то глубоко внутри были рады тому, что есть еще немецкие солдаты, марширующие по одной из центральных улиц в погожий день. Некоторые же, возможно, негодовали, потому что не любили армию и всё с ней связанное. Что же каждый думал на самом деле, нам не узнать.
Во главе колонны шел командир. Он оглянулся, и на мгновение на его лице проступило чувство гнева, смешанное с недовольством. Он рявкнул на солдат, отдав солдатам приказ, который показался прохожим лишь невнятным набором звуков. Но новобранцы, несмотря на их зеленость, все поняли. Каждый солдат поднял правую руку под углом чуть больше 90 градусов. Жест без сомнения напоминал то, как приветствовали фюрера немецкие солдаты в тридцатых и сороковых годах двадцатого века. Изумленные прохожие замедлили шаг, а некоторые даже остановились. Поначалу они молча недоумевали, не веря своим глазам. Несколькими минутами позже удивление многих переросло в возмущение, выражавшееся громкими выкликами. Командир, увидев происходящие, рявкнул еще раз на сопляков, после чего они опустили руки из позиции жеста приветствия нацистов и вернулись к исходной позиции, вытянув руки вдоль тела и встав по стойке смирно. Последовал следующий приказ. Солдаты двинулись дальше.
Несмотря на то, что очевидцам и показалось, будто солдаты кидали нацистские зиги, описанный мной случай произошёл не в Гитлеровской Германии. Дело было в том, что обычно солдаты равнялись в строю стоя, дотрагиваясь правой рукой до плеча впереди стоящего товарища (сослуживца). Во время ходьбы же рука не успевала дотрагиваться до плеча, и впереди идущий солдат был всегда чуть выше, чем идущий за ним. Именно поэтому и вышла подобная ситуация, столько похожая на будни немецкого городка лет 70 назад. Такая оплошность – уникальный случай, который произошёл, к счастью, не со мной, а с призывом, который был ровно за год до моего прихода в армию. Но именно по этой причине мы уже равнялись не правой рукой, а левой. Так никому больше не могло показаться, что нацизм вернулся и солдаты опять зигуют своему фюреру.
Я был немецким солдатом и хочу рассказать об этом. Почему мне служба нравилась и, почему нет. Почему я хотел стать офицером, но не стал им. Как нас гоняли и как мы отдыхали. Как нас кормили пиццей и гамбургерами. Как мы служили вместе с девушками и подчинялись им. И почему я всё-таки добровольно подписал договор на сверхсрочную службу.
Военная медкомиссия проходила за год до моего призыва. От школы меня в этот день освободили. Я только примерно знал от друзей, чего мне стоит ожидать. В военкомате мне хотелось оставить о себе самые положительные впечатления. Поэтому я старательно побрился, хоть и брить тогда на моем лице особо было нечего. Помыл голову. Одел отутюженную рубашку. Начистил сапоги. Кроме того, надо было еще и вовремя прийти. Я не опоздал. Я пришел на четверть часа раньше назначенного времени и оказался одним из первых. Мне сразу дали заполнять анкету на нескольких страницах. В то время, как я ее заполнял, комната ожидания заполнилась людьми. Через полчаса в помещении было не продохнуть. Около полусотни молодых людей толклось в комнате ожидания. Иногда я посматривал на них и задавался при взгляде на некоторых вопросом: «Что же они думают о том, куда пришли?». Небритые лица, грязные головы, рваная и мятая одежда, пыльная обувь – всё это мелькало перед глазами. Видимо, я оказался одним из немногих, кто серьезно отнесся к первому личному контакту с армией.
Поскольку я пришел одним из первых, то и был я одним из первых, кого врачи начали осматривать. Для начала меня послали в раздевалку, где я переоделся в спортивную форму, принесенную с собой, а уличную одежду и обувь закрыл в шкафчике. Первым делом у меня взяли анализ мочи, чтобы посмотреть, не принимаю ли я наркотики. Бояться мне было нечего, потому что отношение мое к наркотикам крайне отрицательное. Последующего точного порядка я уже не помню. Проверяли мне все, что можно проверять, – зубы, зрение, суставы, кости, сердце, рефлексы и многие другие органы. Больше всего я волновался именно при обследовании костей и суставов, так как я знал, что у меня два раза перетиралось сухожилие на колене и я долгое время не мог его разгибать. Я знал, что провалить медосмотр было довольно-таки легко. Например, достаточно было честно и подробно рассказать врачам обо всех болезнях, болячках, аллергиях и прочих недугах, которые у тебя когда-либо были. К счастью, кроме моего когда-то болевшего колена проблем со здоровьем у меня никаких не было. Про колено я ничего говорить не стал, а врачи никаких недугов у меня не нашли. Мне очень хотелось в армию, и я боялся, что из-за колена меня могут не взять. Кроме того, врачи зачитывали мне список болезней, а я должен был говорить, были ли или есть у меня такие хвори. К моей радости, примерно об одной трети перечисленных болезней я никогда даже не слышал, по крайней мере по-немецки. Затем меня спрашивали о моих родителях, а также о родителях родителей: были ли или есть у них какие-либо хронические болезни, умирали ли они от сердечного приступа и прочее. Тут скрывать мне было особенно нечего, и я рассказал все, как есть.
После проверки моего физического состояния последовал интеллектуальный тест. Примерно час я сидел у компьютера и отвечал на разные вопросы и решал задачки. Тест состоял из трех частей – немецкий язык, математика-физика и логическое мышление. Немецкий и логическое мышление я сдал, а вот физику с математикой нет. Мой провал в этой части теста меня совсем не удивил, так как через несколько лет после того, как мы переехали в Германию, у меня начались проблемы с точными науками. Связано это было с тем, что той программы, которую я успешно прошел в России за семь классов, мне хватило в Германии лишь до середины девятого класса. Потом пришлось действительно учиться. Тем не менее моя неуспеваемость по математике и физике никак не повлияла на мою способность идти в немецкую армию. Самым главным было знание немецкого языка, с которым у меня все обстояло вполне благополучно.
