Левитация – подъем человеческого тела с земли,
явно нарушающий закон гравитации.
Британская энциклопедия
Е. Ш.
Глаза убитых широко, будто от удивления, открыты. Тела покоятся на ярко-зеленой траве, усыпанной крупными, густо-желтыми абрикосами. Лужи крови неумолимо ширятся, слегка, в районе бёдер покойных, соприкоснувшись краями. Я пристально наблюдаю за начавшимся процессом смешения, пытаясь объяснить себе удовольствие, которое испытываю.
Эту ночь я провела с одним. Всего несколько минут назад меня покинул другой. Я еще живо и влажно помню его. Но теперь оба вместе, здесь и сейчас. Синий костюм у красных штанов. Сочетание цветов я уловила давно, но всегда думала, что им, «синему» и «красному», читай: Сергею и Диме – никогда вне меня не встретиться. А вот поди ж ты, не прошло и года, в самом деле, года, как все обустроилось. Один к другому. Как пазл. И как же легко, в какие-то секунды все решилось. Я и подумать не успела. Просто расстроилась, что всё так…
Как? Здесь придется искать слово. Трудно определиться. Пошло? Не пошлее, чем у других, да и у меня самой раньше. Банально? Может быть. Но что не банально между мужчиной и женщиной? Все было. Ничего нового. Даже не пытайся быть оригинальной – плагиат неизбежен. Скучно? Вот это вероятнее всего. Если, конечно, понимать под скукой безысходность. Служба, профессиональный долг тоже да. Куда без них офицеру. Но скука главное. Да, в какой-то момент мне просто стало скучно. Хотя какая тут казалось бы скука. Внешне очень даже интересно. Кто-то из особо банальных сказал бы даже «захватывающе». Но двое мужчин и одна женщина, как не верти, не выдумывай, действительно скука смертная. А если они еще и дерутся за тебя – совсем зевай не хочу. Я и зевнула пару раз, наблюдая, как они мяли друг друга, неумело и, прямо сказать, смешно. Все эти метровые замахи, псевдобоксерские скачки на месте, попытки ударов ногами и угрозы, угрозы, куда уж без них! Причем чем дальше, тем больше слов и меньше дела. Да и слова из-за обоюдной отдышки трудно было разобрать. К концу «сражения», когда они все-таки сцепились, а я отлучилась на время в дом, слова превратились у каждого в одно длинное, непереводимое междометие, впрочем, с явно угадываемым проклинающим смыслом. И если «красный», пусть и с трудом, еще пытался формулировать, то «синий» к исходу третьей минуты борьбы в партере перешел на ошметки слов, непрерывно ойкая, пфукая, ахая, тыкая, сукая…
Что ж, словарный запас «синего» всегда оставлял желать лучшего. Он как министр экономики и торговли края хорошо считал и видел, а вот говорил всегда по бумажке, хотя и немало читал. Любил детективы. И они, видимо, в благодарность дали ему в последние дни жизни почувствовать себя их частью.
«Красный» – другое дело. Читать не любил. Но пресс-секретарь губернатора мог бы и в такой ситуации слова подобрать. Правда, поначалу, еще при первой встрече, отказ от каких-либо слов придал его поведению аромат свежести. Я хорошо помню околорассветную росу автомойки, на которой мы встретились. Его крученые, хипстерские усы, кольцо с рубином и точно такие красные треники, которые он с завидным постоянством надевал вне работы. У него их был целый, почти дамский, гардероб. Пара дюжин, не меньше. И это только то, что я видела. Обтягивающие и прямые, с завязками и пуговицами, походные, с мелкими кармашками по всей длине и аскетичная классика. И, наконец, цвета, цвета всех оттенков: гранат, малина, томаты, кровь. Его любовь к ним поначалу умиляла, потом бесила, но к сегодняшнему утру не осталось ничего, кроме равнодушного принятия факта. Я поняла: он так и будет приходить в них. Он так и будет хранить память о нашей первой встрече. Он так и будет едва приспускать их, как и тогда на заднем сиденье его свежевымытого лексуса. Он так и будет кричать и материться в самом конце, не замечая, что я в отличие от той минуты, давным-давно молчу и, если и закрываю глаза, то чтобы не видеть его лица, искаженного мукой радости.
Так было и сегодня. Но теперь уже никогда не будет.Не будет как детства, гораздо более далекого, но точно так же уже невозможного, в котором меня провожали и встречали из школы до пятого класса. Школа была в соседнем доме. Но утром меня отводили туда за руку, а после уроков я выходила на порог и ждала. В хорошую погоду спускалась вниз. Делала несколько шагов, но тут же возвращалась. Я до сих пор не знаю, что меня тогда удерживало. Быть может, как раз то, что дом находился так близко. Провожала мама. Редко – папа. Встречали сестра или няня. Между ними было почти 60 лет. Но одно объединяло их: за четыре года они ни разу не пришли вовремя. Так опекали кроме меня немногих. И только тех, кто далеко жил. Потому я была предметом школьного и семейного юмора. В школе говорили разное. Уже и не вспомнить, что именно. Но вряд ли что-то хорошее. Дети наивны, но жестоки. А вот семейное помнится. Сестра называла меня «домашней птичкой». Мама и няня «папиной дочкой». Папа… молча улыбался. Это он не разрешал мне ходить одной.
Но 1 сентября в пятый класс я пришла в школу одна. Одна и вернулась. Так решил старший брат отца, тогда еще подполковник. Он сказал:
– Аглая, иди…
И я пошла. Дядя уже знал, я – нет, что теперь так будет всегда…
Он знал, что родители с сестрой далеко, в абрикосовом саду. Туда выбросило автомобиль с шоссе в момент аварии. Меня в тот август не взяли к морю. Я отравилась йогуртом. Две недели рвоты, таблеток и уколов. Я плакала от обиды, жалела себя и мечтала рассказать семье о том, как мне было плохо. 3 сентября, когда всех троих привезли, я так и сделала. И они выслушали меня до конца. Только ничего не ответили. Смерть молчит и не опаздывает.
СРЕДА
Пальцы Аглаи напряженно сжимали и разжимали черные шелковые простыни. Голова Сергея ритмично двигалась между ее раскинутых ног. Идеальное тело Аглаи выгибалось дугой от сладкого напряжения. Хорошее начало дня. Идеальное для девушки в двадцать пять лет.
Раннее утро. Чуть за рассветом. Сергей всегда приезжал по утрам. Ни днем и не вечером. И уж, конечно, не ночью. Только утром. Встреча с Аглаей – как зарядка. Как детский утренник. Обожаемая ею странность: приходить к женщине по утрам. Иногда по выходным Сергей оставался на весь день. Но на ночь никогда. Ей даже начинало казаться, что он боится темноты. А что? Вполне себе версия. Мужчины – дети. Даже большие и важные – дети. Они боятся жизни больше женщин, только лучше их это скрывают. Так принято. Только и всего. Потому Аглая никогда не видела Сергея спящим. Даже просто закрывал глаза он редко – держал все под контролем. Одно слово – министр. Ну, может быть, только в подобные моменты Сергей не видел, что происходит вокруг, называя их «погружением в начало мира». Да, он любил живопись – она не требовала слов вообще. Курбе с его немудренной провокацией в частности. В Париже Сергей бывал в музее Орсе. Обещал как-нибудь отвести туда Аглаю. Обещал…
