лучник
Книга первая
Холодное Солнце Драмины
Часть первая
«Лабиринт Боевой. – Магическое, ментальное, либо ментально-магическое оружие Древности. В настоящее время знания о нем практически утеряны». Полная Энциклопедия исторических знаний Конфедерации
Том 31. Стр. 311
1.
Стройный, физически развитый юноша зачарованно всматривался в бесконечные просторы быстро бегущей под рейдером зелени. Он впервые видел планету с такой высоты, – и мир, в котором он провел всю свою жизнь, предстал пред ним совсем в другом цвете. И, вообще, весь мир оказался другим, и совсем не таким, о каком рассказывали учителя. С тех пор, как погиб отец, и семья, гонимая всеми и вся, перекочевала сначала на берег, а потом и на остров, юноша не видел других людей. «Да это и ни к чему, – Учили старшие, – чужие люди приносят только зло». Но жизнь мальчика всегда была нелегкой, – съестной промысел зависит от многих вещей, но он обязан был обеспечить семью едой. А рыба, которой, в основном, и снабжал семью юноша, тоже подчинялась своим законам. Бывали дни, когда не удавалось поймать достаточное количество рыбы, – тогда он ложился спать голодным. Мать подсовывала ему свои куски, но брать их он стеснялся, ведь тогда сама мать ляжет спать голодной. Семья в другом, Чужом, мире считалась бунтарской, и потому с внешним миром имела только слабые коммерческие отношения: все, что считалось излишеством, менялось на, чаще всего, невыгодных условиях, на то, что может прокормить, или одеть семью. Слава Творцу, что работников, способных ловить рыбу в море, становилось все меньше, а после гибели отца рыбы стало значительно больше. Но, все равно, прошло с той поры, пожалуй, семь зим, прежде чем ему было позволено распоряжаться своим свободным временем. Но свобода очень скоро стала напоминать неволю. Он любил читать, но те три книжки, которые были у матери, он знал наизусть. Он любил рисовать, но очень быстро не осталось ни одного свободного клочка бумаги. Осталась всего одна отдушина для тоскующей души, – гора, которая выросла на острове, как говорят, всего за два года, после того, как погиб отец.
Подъем на гору всегда был труден, но так разрывается от радости сердце, когда оказываешься на ее вершине! И все чаще приходит желание покинуть все больше и больше чужую семью.
С этой-то горы он однажды и увидел того человека. Если вы думаете, что Страт испугался, то вы не знаете Страта. Еще совсем маленького отец начал приучать его к смелости. Много позже Страт узнал, почему его так готовил отец. Потому, что сам всегда и всего боялся, и не хотел, чтобы таким же стал и Страт. А, когда отец уходил, чтобы «бездарно погибнуть», как упрекнул его новый глава семьи, он очень просил Страта, чтобы сын продолжал тренировать свою смелость. И Страт сдержал слово.
Брог, новый избранный глава семьи, быстро поменял мать Страта на молодую, хоть, и совсем неопытную, женщину Каю. Мать с этим почему-то слишком легко смирилась, словно и не она когда-то скрепила семью – десятка два человек, сбежавших от тягот жизни. После этого жизнь Страта стала совсем тяжкой. Кая не любила Брога, ее больше привлекали молодые и сильные самцы, – поэтому с самого первого дня она начала бесстыдно преследовать Страта: при каждом удобном, а порой, и неудобном, случае она ненасытно набрасывалась на Страта, пытаясь его соблазнить. Брог не мог, в конце концов, этого не заметить, и потому постоянно искал предлог, чтобы устранить Страта из дома. Страт и сам, опасаясь гнева Брога, старался не задерживаться в опостылевшем шалаше. Он все чаще и чаще уходил на гору, туда, где мог без помех помечтать о другой жизни. Иногда с ним уходила и мать. Мать-то и заметила, что кто-то невидимый рубит лес. И площадь вырубки с каждым днем росла.
Уже на следующий день Страт поднялся на самую вершину горы, с которой и увидел человека, целый день и, казалось, без устали вырубающего дикую поросль в саталовом лесу, – и это стало Страту большой загадкой. И мать, и другие взрослые предупреждали, что к саталовому лесу близко подходить очень опасно, а тем более, входить в него. Немало человек из семьи, рискнувших ослушаться запрета, сгинули под его кронами. Но тот человек ведь как-то туда прошел?
На второй, нет, пожалуй, на третий день, Страт спустился к этому человеку. И лес, на удивление, впустил Страта беспрепятственно. А вот человек отнесся к Страту с полным равнодушием. Вернее, он, – как-то, виновато, – улыбнулся Страту, и сразу же принялся за свою работу. Страт не привык бездельничать, когда трудятся другие, поэтому он, не спрашивая согласия, принялся оттаскивать к выходу срубленные деревья. Человек благодарно улыбнулся, и работа продолжилась. В конце концов, Страт просто валился с ног от усталости, а человек продолжал и продолжал рубить деревья, как ни в чем не бывало.
На следующий, а потом еще один день, и еще …, все повторилось. Человек рубил деревья, Страт оттаскивал, человек рубил, Страт оттаскивал. Иногда человек протягивал Страту фляжку странного питья, после одного – двух глотков которого быстро проходила усталость.
После третьего дня Страт сказал матери, что в деревню больше не вернется. Конечно, Брог, узнав такую новость, взъярился и замахнулся на мать.
– Еще раз себе такое позволишь, – Перехватил его руку Страт, – Я тебя убью.
Брог зло вырвал руку из захвата и ушел, не сказав ни слова.
Так Страт и поселился в саталовом лесу. Неизвестно, чем питался человек до этого, но, когда мать стала готовить им еду, и человек от нее не отказывался. Жадно съев свою порцию, он аккуратно подчищал тарелку оставшимся куском хлеба, и все время благодарно улыбался. Ни одного слова он так и не произнес.
Каждое утро, когда Страт просыпался, – а просыпался он, по обыкновению своему, с первыми лучами восходящего Светила, – человека в шалаше уже не было, а из леса доносились размеренные удары топора, и завершалась работа тогда, когда уже нельзя было различать стволы деревьев. В отличие от прошлого времени, – а оно для Страта закончилось одновременно с известием о гибели отца, – Светило теперь и вставало раньше, и ложилось на покой позже. И зимы после этого стали более короткими и менее холодными. Правда, в лесу время его царствования значительно сужалось. А лес, действительно, был немного странноват. Ни птицы, ни зверя в нем, похоже, не водилось. Да, и трава в нем была совершенно иная, скорее, цветы, а не трава, – словно крохотные осколки упавшего в лес неба. Но Страту становилось немного жутковато, стоило углубиться в лес всего на десяток шагов. А еще удивляла замечательная особенность этих красивых стройных деревьев. Узнал Страт о ней в дни затяжной непогоды. Признаться, он уже решил, было, что вернулся ледниковый период: по утрам сильно холодало, да и днем было не намного легче. Но нежные на ощупь стволы были удивительно теплы. Смущало одно: эта теплота не была ни злой, ни доброй, ни пугающей, ни приветливой. Она была Чужой.
