Появляется очень плохо одетая женщина. В руках у нее лотерейный билет. Заметно, чем-то очень огорчена.
Мы жили – подумай – чего не хватало?
Дети, слава Богу, большие и сами работают, и не жалуются, и ничего не просят.
Нам нашей пенсии на двоих – как говорят, проживем.
Квартиру почти уже выкупили, никому не должны.
Никому не должны – это главное.
И даже, скажу Тебе, стали копить на заграницу.
Когда это я могла хотя бы подумать про заграницу?..
По утрам просыпаюсь – от мыслей получаю удовольствие: дети-внуки здоровы, в гости приходят, по телефону звонят, с мужем не ссоримся… Боже, чего еще нужно?
Вздыхает.
Вообще, моя воля, ввела бы закон: чего-то уже имеешь – сиди уже!
Не проси и не требуй чего-то еще! Повторяй, как молитву: довольна я, Господи, очень довольна, и больше, пожалуйста, ничего не посылай!
На мгновение, словно задумывается.
Все-таки женщина своим нутром всегда лучше мужчины почувствует, чего можно делать, а чего – да лучше бы застрелиться…
Вот: муж подарил мне на мой день рождения пушистую турецкую кофту, крепкие испанские духи и билет – ТОТО-ЛОТО…
Кофта мне душу согрела.
От духов голова закружилась, как в молодости, бывало…
Но билет… хочешь, верь, хочешь, не верь – он меня сразу как будто обжег.
Только я до него дотронулась – так сразу и уронила.
Потом подняла – он опять улетел из рук.
Куда-то за старое кресло.
Мне стало странно.
Впрочем, всего на секунду.
Махнула рукой и тут же забыла.
Наверно, решила, билет и билет, да подумаешь, сколько их было…
Молчит.
Называется, после всего – не верь самой себе…
Молчит.
Ну, конечно, сначала мы радовались: шутка ли – двадцать миллионов выиграли, пятьсот девяносто четыре тысячи, триста пятьдесят восемь рублей, шестьдесят шесть копеек!
Не украли, не дай Бог, не потом добыли – с неба упали!
Я быстро хороший ужин сделала, пошла звонить детям.
Но муж удержал и ласково попросил никого не звать.
Мол, побудем вдвоем, как когда-то.
И обнял меня – нежно-нежно…
Давно, я подумала, так не дотрагивался…
Грустно улыбается.
Я запалила сорок свечей – столько мы прожили вместе!
Вкусно его накормила!
Потом мы гуляли вокруг нашего дома!
Потом пили чай с кофейным ликером и говорили о чудесах!
И так мы до самого утра – действительно, как когда-то!
Когда засыпали, он как бы сквозь сон попросил, по-хорошему, про миллион никому не рассказывать: ни чужим, ни соседям, ни, тем более, детям… Мол, детей у нас четверо, говорит, двадцать миллионов разделить на четыре части – останется пшик…
То есть, говорит, никому ничего не достанется…
Улыбается грустно.
И тогда, и теперь не понимаю: почему на четыре?..
Детям четыре части, и нам с мужем часть – пять?..
И потом, все-таки целых двадцать с лишком миллионов!..
Молчит.
Дни идут, я прошу его, что ни день, разделить деньги между всеми поровну и пускай каждый тратит, как хочет. А у него свой принцип: копейки, говорит, детям не дам, пока жив, даже копейки!
Опомнись – его умоляю – они молодые, им нужно помочь…
Помогай – говорит – а потом ты их увидишь! У меня будут денежки – говорит – они на руках меня будут до смерти носить, а у них будут денежки – говорит – они плюнут мне в душу и даже не вспомнят, что жил на свете такой хороший папа!
Всхлипывает.
Меня за добро – удивляюсь – мои любимые дети?
Тебя – говорит – за добро, именно за него!..
Тихо плачет.
Рассказать кому – как рассказать?..
Я терплю и молчу.
Мои близкие люди ничего не понимают – я им сказать ничего не могу.
Что тут скажешь?..
А с мужем мы только ругаемся: как нужно тратить двадцать миллионов, пятьсот девяносто четыре тысячи, триста пятьдесят восемь рублей, шестьдесят шесть копеек!
Надо же, наконец, начинать их тратить?..
А он мне говорит: мол, тратить никак не будем, а будем все денежки, сколько их есть, сберегать в банке, а сами жить на проценты. Мол, этих процентов нам хватит для полного счастья, и даже еще останутся…
Всхлипывает.
Какого мне счастья еще?
Я всегда жила для детей, для мужа…
Задумчиво разглядывает лотерейный билет.
В общем, живем – как жили: на пенсию.
Ждем проценты.
Неделю ждем, месяц, четыре – пропало терпение, интересуюсь про них.
Опять же, он ласково так отвечает: растут; и тоже дают проценты.
А нам в это время что делать? – спрашиваю.
Нам нужно ждать – говорит – ждать, ждать и ждать.
А чего – спрашиваю – ждать?
Пока – говорит – они сильно вырастут, проценты!
А с нами – интересуюсь – что станется, пока они сильно вырастут?
Живи – как жила – говорит.
Как жила – так живи – говорит.
Забудь и не думай про свой капитал.
Ведь если про него не думать – тогда его как бы и нет!
То есть, фактически, он где-то там есть… но, вместе с тем, если о нем не думать – его как бы и нет…
Капитал – говорит он мне – как Фантомас!
Он говорит, говорит, а я на него смотрю, смотрю, и меня вдруг, внезапно – как протыкает: я же любила его! Я детей от него!..
Но мы же умрем, Михаил, мы умрем! – кричу.
Все купим – кричит – и всех купим: и смерть, и бессмертье, и черта, и Господа Бога! Пускай только будут они, мои денежки – кричит – пусть только будут они со мной!
Закрывает руками уши.
Прости его, Господи, дурака, прости!
Я ему говорю:
уже экономили, дочке платье латала, мальчишки донашивали друг после друга, не ехали летом на отдых, не кушали в ресторанах, в театрах за сорок лет бывала, может, три раза… А где мои украшения? Молодость моя – где? Где моя жизнь?..