Я люблю бегать. Бег вошёл в мою жизнь одним прекрасным днём благодаря моему любимому мужу. Сначала я воспринимала пробежки как спорт, позже они стали для меня источником рождения новых мыслей. Во время бега я перерабатываю свои эмоции в ходе внутреннего разговора с собой, чётко и конструктивно, в соответствии с тактом моих шагов. Когда меня переполняет счастье и чувство любви, я бегу так, словно у меня крылья за спиной, с широкой улыбкой на лице, мысленно обнимая и целуя всё вокруг. Когда я испытываю тревогу, волнение, бег становится тяжёлым, но преодолевая намеченную дистанцию, я трансформирую душевную боль в физическую, тем самым частично освобождаясь от неё. Во время одной из подобных пробежек, пребывая в состоянии меланхолии, родилась идея написать эту книгу. В основе моих грустных мыслей того дня лежало трагичное событие, случившееся в торгово-развлекательном комплексе «Зимняя вишня» в городе Кемерово 25 марта 2018 года. Я бежала, роняя слёзы на асфальт, соболезнуя каждому, кого коснулось это горе.
Герои моей повести вымышленные. Любое совпадение с реальными людьми прошу считать частью художественного замысла.
Я посвящаю эту книгу силе женского духа, с которым ничто не может сравниться.
– Мама, ну пожалуйста, ну можно я одна пойду с ними!
– Нет! Я сказала! Хватит ныть у меня под ухом. Ты понимаешь, что мама должна работать. Я не могу сегодня, и ты без меня никуда не пойдёшь.
– Ты обещала…
– Ты думаешь мне в воскресенье приятно сидеть перед компьютером? Нет, не приятно. Мало того что с утра меня начальник загрузил документами, которые мне сдать надо завтра, так ещё ты мне мозг выносишь.
– Ну пожалуйста. Алиса говорит, что дядя Лёша не против, чтобы я пошла с ними.
– Не доросла ещё, чтобы в кино ходить одна. Пойдём в следующие выходные.
– Но Алиса с папой идут сегодня. Мы договаривались, что пойдём вместе. Ты всегда работаешь. Я не хочу сидеть весь день дома. Папы никогда дома нет, ты торчишь в своём компьютере и говоришь по телефону целый день. А на меня всем всё равно!
Дочка сжимает губы, пристально смотря на меня в ожидании ответа, подбородок начинает дрожать, глаза наливаются слезами.
– Всё равно?! Да как ты смеешь так говорить! – не выдержала я, начав кричать. – Если бы мне было всё равно, я бы ничего не делала. Ты меня ещё будешь учить, торчать мне у компьютера или нет! Я зарабатываю деньги, чтобы жить. Пашу́ каждый день как лошадь. Ты в кино бесплатно пойдёшь или, может, папа Алисы за тебя заплатит?! Иди в комнату, бессовестная! Ничего не понимаешь и не ценишь!
Люба убегает в комнату, заливаясь слезами.
Я так больше не могу. Что ж за жизнь такая, господи. Зачем же я так наорала на неё. Как заколебали эти отчёты. Как достало меня всё. Встаю из-за стола, так и не убранного после завтрака, перешагивая через разбросанные на полу бумаги, думаю, что делать, уставившись в окно: на город давит серое небо, люди на улицах скукожившись от холода месят грязь со снегом. Начало весны, мать её.
– Люба! Хватить выть там! Иди сюда! Быстро!
Передо мной стоял несчастный ребёнок в застиранной пижаме с короткими штанинами, с взлохмаченной головой и красными глазами. Она всхлипывала, тёрла ладонями мокрые щёки.
– Ну что ты рыдаешь, будто мать родная умерла? Не конец света же! – спокойным тоном начала я. – Ладно, бог с тобой. Когда ты что-то хочешь, мёртвого из могилы достанешь. Звони своей Алисе и дай мне поговорить с её папой. Как там его, дядя Лёша, говоришь?
Дочка кивнула и улыбнулась мне в ответ.
– Иди снимай эту дурацкую пижаму и расчешись. Одевайся теплее. И не смей новые джинсы трогать, на улице грязь сплошная, и пуховик тоже испачкаешь, иди лучше в дублёнке, – вновь перейдя на строгую интонацию, я демонстрировала своё недовольство. Я злилась на себя, но сознательно вымещала весь негатив на ребёнке.
Люба обувалась в прихожей: молча, не поднимая на меня глаз. Я дала ей 500 рублей, решив, что этого должно хватить.
– Спасибо, мамочка! – робко потянулась ко мне обниматься.
– Не за что, кукушка моя, – так я с рождения ласково называла её. – В следующий раз точно пойдём вместе. И папа к нам, может быть, присоединится.
Закрыв за дочкой дверь, по обыкновению, пошла к окну, чтобы посмотреть, как она выйдет из подъезда. На душе было так же мерзко, как за окном. В квартире тоже дубак. Заваривая себе кофе, я стояла у плиты и обижалась на всех, задаваясь вопросами, где, интересно, шлялся в это время мой муж, почему я должна одна убирать за всеми, выслушивать постоянные истерики дочери, горбиться над отчётами в свой законный выходной за несчастные двадцать шесть тысяч рублей в месяц. Глубоко вздохнув и мысленно пожалев себя тем, что все так живут, погрузилась обратно в работу…
– Алло! Маша! Ты где? – раздался взволнованный голос мужа по телефону.
– Олег, ты что кричишь?! Дома я, дома!
– Слава богу! Я испугался, что вы с Любашкой в кино пошли, вы же собирались!
– Я лично работаю, в отличие от некоторых… Представляешь, мне сегодня утром директор позвонил и сказал финансовый отчёт до завтра закончить. А Любу я отпустила в кино с подружкой Алисой и её отцом.
– С каким отцом?! Дура! Кинотеатр горит! Посмотри в окно! Слышишь меня?! Ты что мочишь?!
– …
В тот день Люба погибла во время крупномасштабного пожара. Ей было 9 лет…
Я не спала от своих неутихающих стонов. Не ела, потому что от нервов меня тошнило и трясло постоянно, везде и всюду я чувствовала запах гари. Я драла волосы на голове, карябала ногтями своё лицо и плечи. Шатаясь я бродила из комнаты в комнату, не зная, куда себя деть. Наконец, споткнувшись на ровном месте, упала на пол в коридоре и осталась лежать у порога, свернувшись клубком в обнимку с Любиными ботинками. У меня не было больше ни сил, ни желания вставать. Я ненавидела себя, весь этот мир, хотелось только умереть. Ведь если не есть и не пить – рано или поздно наступит смерть. Быстрее бы…
Я очнулась, словно меня шарахнуло током, потом меня ослепило ярким светом – жуткая боль объяла всё тело, как если бы тысячи игл в него воткнули одновременно. Сквозь белую пелену перед глазами я разглядела людей в голубой одежде, мужские и женские голоса сливались для меня в нечленораздельную речь. Я не могла ни пошевелиться, ни продышаться, ни вымолвить ни слова, и мне было холодно, очень холодно. С горечью осознавая, что я всё ещё жива, почувствовала, как кто-то приподнял мою голову.
– Всё. Всё, милая, теперь поспи, – расслышала я женский голос над ухом, и наступила снова темнота…
Я очнулась в больничной палате, поняв это спустя несколько секунд, после того как удалось приоткрыть свинцовые веки и туман в глазах рассеялся. Я лежала у окна, рядом стояли ещё три кровати с больными. На руке заметила катетер, соединённый с капельницей, на пальце – детектор с проводками, подключёнными к пикающему аппарату, изо рта торчала трубочка. Пытаюсь открыть рот, но голоса нет. Я напрягаю изо всех сил голосовые связки, чтобы позвать кого-нибудь.
