Как бы я описал себя сегодня? Рост средний или чуть выше. Цвет глаз… мне всегда говорили, что это нечто среднее между зеленым и черным цветом. Волосы как волосы, не мешало бы их немного отрастить. Интересно, с кем бы меня тогда сравнивали. Еще у меня две родинки на веке и шрам на скуле.
Отправлялись ли вы в долгий поход? У меня шесть братьев, и каждый из них хотя бы раз бывал в таком походе. Это происходило всегда одинаково. В определенный час кого-то из нас просто вытаскивали из кучи и собирали в поход. Из кучи? Да, из кучи. Просто я и мои братья так близки друг к другу, что мы буквально руками и ногами переплетались, обвивали один другого. Вот и выходила куча.
Пять дней назад со мной случилось то же самое: меня разлучили с братьями и отправили в поход. Однако меня никак не снарядили – я вышел без самого необходимого.
До тех пор моим самым долгим и незабываемым походом была небольшая прогулка по заднему двору. Я тогда вышел из дверей и сразу же очутился в прохладной тени старой яблони, положившей ветви на козырек крыши. Я двинулся вдоль высокого железного забора, которым был огорожен задний двор. Меня окружали звуки, доносилось эхо чьих-то голосов, то ли знакомых, то ли нет. Я словно плыл в этих звуках и в какой-то момент даже начал грести руками, как пловец в бурном потоке.
А потом и вовсе убедил себя, что течение медленно сносит меня в сторону. Я пошатнулся, закачался. Вдруг забор исчез, яблоня тоже куда-то подевалась, а я всё продолжал грести руками, преодолевая воображаемое течение, и по берегам тянулись живописные долины и рощи.
Я неожиданно вспомнил…
…Наконец-то это произошло – хоть и спустя долгие десятилетия – мне удалось построить дом в горах. Но кто теперь поселится в нём?..
Пришло время пешком преодолеть родную долину. Почва была мягкая и не каменистая, но идти мне предстояло босиком.
Всё так и случилось – я прошел долину и потом шел и шел еще долго.
И что же сейчас? Где я?
Я словно жеребенок, который случайно или по собственной глупости отбился от родного табуна, заблудился где-то на бескрайних пастбищах и теперь в одиночестве смотрит на горы. Почему горы? Откуда они? Это каким-нибудь образом связано с тем, где я находился? Наверное. Я смотрел, как горизонт покрывался бороздами, топорщился складками. К этим холмам устремлялись мелкие тропки, на которые распадалась дорога.
Вид гор заставил меня вспомнить о детстве и об одном эпизоде из него. Однажды конюх вывел нас, молодняк, пастись на широкий луг у подножья таких же гор.
Я лежал на траве в окружении своих братьев и сестер и всматривался то в заснеженные заостренные вершины гор, то в темные склоны, то туда, где горы переходили в долину. Ветер скользил по нашим бурым гривам и раскачивал свисающие ремни упряжи, которую держал конюх…
Но пора в поход! И я пошел по дороге.
За горами, после того как я их преодолел.
Уже в который раз я подходил к краю пропасти. Что я там видел? Наверное, это и был каньон! Тут и громадная глубина, и скалы, нет – скалы не такие, это какие-то каменные сваи, вбитые в землю (вбитые без всякой надобности – на таких сваях дом не возведешь, взлетную площадку не построишь – совсем бесполезные).
Впрочем, это действительно мог быть обыкновенный каньон. Мне надо было придумать, как его преодолеть. Этим я и решил занять, а пока вспомнил одну историю.
Я решил наконец помириться с соперниками. Мы собрались на заброшенной фабрике вдали от тех, кто мог бы каждого из нас переубедить, и подписали мирное соглашение. Вдруг какой-то парень, который был среди сопровождавших меня и моих соперников, предложил выкурить трубку мира. Он вынул из сумки, висевшей у него на плече, курительную трубку, набил ее табаком, раскурил и протянул мне.
Как курят трубку мира? Я взял трубку и сделал первую глубокую уверенную затяжку. Обычно, когда человек берёт в губы мундштук трубки и в присутствии людей – их необязательно должно быть много – вдыхает дым, он тут же непременно начинает кашлять, отплевываться и морщиться. В этот момент люди, окружающие его, начинают громко аплодировать. Это что-то вроде поддержки, по крайней мере, так может показаться со стороны. Сизый дым клубами выходит из его ноздрей и рта.
В руке он держит трубку, которую потом обязательно передает кому-то. Однако захочет ли этот кто-то сделать затяжку? Захочет! Захочет непременно, ведь нельзя просто держать трубку мира и смотреть, как тлеет табак. А дым? Дым, после того как его выдыхают, еще какое-то время облаком витает в воздухе, но на него уже не обращают внимания. Потому что делают новую затяжку.
Однако у меня всё вышло иначе. Первая затяжка далась мне на удивление легко. Я как-то быстро вдохнул дым, даже в горле не запершило. Попытался выдохнуть – ничего! Тогда я стал откашливаться – и снова пусто! Минуту или больше я истязал себя кашлем, но всё было напрасно. Я подумал: «Очень жаль, что я не умею извлекать из грудной клетки легкие и проветривать их. Это помогло бы мне очиститься от дыма!»
В моём роду был человек, который умел вынимать свои легкие и очищать их от всего, что могло им навредить – мой дед. Странное и пугающее зрелище! Он извлекал из себя сначала одно легкое, потом второе, раскладывал на столе и принимался чистить их. Делал он это обычным кусочком ваты или лоскутом ткани.
Чувствовал ли дед в эти минуты что-нибудь, например – как можно было бы ожидать – боль, недомогание, были ли у него какие-нибудь другие неприятные ощущения? Я как-то спросил его об этом, но он ничего не ответил, только жестом попросил меня не отвлекать. Я стоял и ждал…
Трубка по-прежнему дымилась в моей руке. Но я думал о дыме, который скопился в легких. От него надо было избавиться. Я глубоко и шумно вдохнул (в голове промелькнула мысль: я ведь никогда так глубоко не вдыхал – нос и рот у меня разрывались от этого мощного вдоха) и еще раз откашлялся. Наконец-то! Весь дым из легких вышел наружу. Только почему он был таким черным?..