Стоило осознать себя в настоящем, первая мысль – беспамятство благо. После пелена спала с глаз, и льдистый, режущий взгляд мужа впился в душу.
- Очухалась? Молодец!.. - без знакомой прохладцы в голосе, ядовито. – Подъем!
- Юра…
Сама не поняла, что обратилась вслух. Накатил озноб, грозящий вылиться в нечто большее. Зубы застучали. Что с ней случилось в машине? Как долго пробыла без сознания и почему на языке привкус лекарств?
- Юра?! Какой я тебе Юра, сука?! Юрий Игнатьевич и не иначе! Поняла?! – в сердцах пнув спинку дивана, с той стороны, где находилась ее голова.
Лена на мгновенье зажмурилась.
- Вставай, вставай, спящая красавица, - с неприкрытой издевкой. – Нотариус ждет. Давай!
- Нотариус?
Моргнув несколько раз, она окончательно сконцентрировалась на ненавистном лице. Он ни грамма не изменился – все та же обтекаемая миловидность, дизайнерски уложенные вихры, подправленные ботоксом губы.
- Какой нотариус? – спешно отведя взгляд, чтобы не видеть.
Набивший оскомину образ – хуже боли. А ведь практически стерся из памяти, почти забылся! Почти…
- Обыкновенный! Подъем! – грубо вернув в реальность.
Лена вновь воззрилась на мужа, чтобы увидеть, как замахнулся, точно собирался ударить – с силой, со злостью, но внезапно передумал. Кулак разжался, и рука повисла вдоль тела. И только взгляд продолжал препарировать – методично, холодно, со знанием.
- Подписывай! – стало итогом пристрастного изучения.
С трудом заставила себя сесть. Уже точно знала, где находится – в их доме, в гостиной. Знакомая обстановка колет иголками – чужое, прошлое, пройденное… Но нет – настоящее!
- Где Ваня?
Взгляд на мгновенье задержался на незнакомом, бесстрастном лице. Нотариус? Смотрит в пол через толстые стекла окуляров – происходящее его не касается.
- Подписывай, сука! – Юрий вновь замахнулся, и на этот раз кулак нашел точку приложения – столешницу. – Быстро!
- Где Ваня?! Что с ним? – вложив в вопрос последние силы.
Плевать, что станет с ней! Сын – главное!
- Жив твой сосунок. Успокойся, - кинув короткий взгляд на не проявляющего интереса нотариуса. – Подпишешь, ничего с ним не случится.
- Где он?
- Тебе не дотянуться, - с видимым удовольствием. – Если бы не артачилась – договорились, а так… Подписывай!
- Что?
Буквально под нос ей сунули какие-то бумаги.
- Ручку в руки и вперед! Пишем, пишем… - с сарказмом.
Попыталась сфокусироваться. Где-то на периферии сознания вложенная Максимом перед встречей с адвокатом установка – ничего не подписывай, пока не прочитаешь. Но буквы прыгают, точно играют в салки, и понять, осознать, переварить написанное не представляется возможным.
- Что это?
- Разрешение на вывоз заграницу.
Голос чужой, незнакомый, но искать глазами сказавшего не стала.
- Зачем?
- Чтобы твои поганые ручонки не дотянулись! - Юрий. – Подписывай, б-ять! Не вынуждай меня…
Многозначительная пауза хуже ушата ледяной воды. Что обещает сделать неважно. Перед мысленным взором испуганный сын, и других аргументов ненужно.
- Либо ты даешь разрешение на вывоз, либо мне терять нечего! Отец в бешенстве. Сама виновата! Стоило держать язык за зубами!
Он, однозначно, вне себя. Возможно впервые в жизни настолько. Мечется загнанным зверем, замахивается и отступает. Опасается. Чего? Свидетеля?
Лена вновь вперила взгляд в непрошибаемого нотариуса. Поможет? Заступится? Скорее нет, чем да.
Руки тряслись, когда с трудом удерживая ручку, ставила автографический росчерк в указанном месте. Потом еще один. Еще… И еще…
- Дальше что?
Юрий весело хмыкнул.
- Дальше проводим многоуважаемого гостя и поговорим по душам. Не поверишь, но я успел соскучиться!
То, каким тоном оказалась подытожена фраза, напомнило преддверие бегства из Испании. Панический взгляд метнулся к занятому портфелем нотариусу. Неужели он из этих?! Лишившихся достоинства? Чувства меры? Способных взять, когда против?! Потерявший ориентиры?!
Слава богу, нет! Извиняющийся взгляд, с которым столкнулась, говорил об обратном. Но и другое очевидно – это максимум, что может предложить. Никаких иных действий предпринимать не станет.
Дрожь усилилась. Осознание того, что именно только что подписала, медленно, но верно, усваивалось в голове. Документы на вывоз… Он заберет его с собой. Юрий собирается лишить ее ребенка! Отнять его! Уже отнял!
Не успев подумать, Лена бросилась мужу в ноги.
- Пожалуйста, Юра, пожалуйста… Не забирай… Я все сделаю…
Он сперва отшатнулся. Затем наоборот приблизился. Ткань его брюк коснулась лица.
- Поздно, дорогая. Поздно, - со злой усмешкой в голосе. – Раньше надо было думать. Раньше! - каждым словом режа по живому. – Больше ты своего гаденыша не увидишь! Я позабочусь!
- Юра…
- Юрий Игнатьевич, я сказал! – несильно пнув в бедро. – Хотела свободы? Валяй! Чеши к своему любовничку! Пусть заделает тебе еще парочку мелких уродцев! А моего сына ты больше не увидишь! – подкрепив сказанное еще одним ударом, на этот раз более ощутимым и болезненным.
Лена судорожно всхлипнула. Мольбы вертелись на языке, но слова не шли. Вязли в трясине отчаяния. В глубине души она точно знала, что никакими речами случившегося не изменишь. Что она собственными руками подписала себе смертный приговор. Муж и раньше заговаривал о том, чтобы навсегда обосноваться в Испании, и теперь сделает это, но без ее участия. Заберет Ваню туда, где она не сможет претендовать на сына, а его руки будут развязаны!
Перед мысленным взором череда картинок – одна страшнее другой. Тлетворное влияние, которое она не сможет предотвратить. Отвратительные оргии, проходящие на глазах у ребенка. Еще хуже - с его прямым участием! Образ сына, вобравшего в себя все пороки так называемого отца. Господи!
Слезы не прекращающимся потоком лились из глаз: мешая видеть, затрудняя дыхание. Лена понимала, что продолжает стоять на коленях. Что смысла унижаться нет – не поможет. Что Юрий продолжает словесно издеваться. И не только словесно! Но не могла заставить себя подняться. Не чувствовала ног. Ничего не чувствовала. Она превратилась в статую – омертвевшее подобие самой себя.
- Идемте, Елена Владиславовна, пока он не передумал.
Слова пробились в сознание вместе с грохотом, хлопком закрывшейся двери, со звоном битого стекла. Лена вздрогнула, ощутив прикосновение чужих рук к коже. Сморгнула слезы. Сквозь сферические стекла на нее смотрели тревожные голубые глаза.
- Идемте. Я помогу…
- Куда?
Она, правда, не знала ответа на этот вопрос. Куда идти? Зачем? Ей больше ничего не нужно в этой жизни. Все самое главное у нее забрали.
Мужчина подтолкнул вверх сползшие на кончик носа очки.
- Вам лучше не оставаться здесь. Поднимайтесь, - с мольбою.
