Она стояла в «Чистилище» и смотрела на смерть, на ее яростное ликование, на неразлучные с ней кровь и ужас. Смерть пришла сюда со своенравной настырностью ребенка – непоседливого, капризного и бессмысленно жестокого.
Убийство редко имеет опрятный вид. Будь оно скрупулезно спланированным или совершенным в состоянии аффекта, убийство всегда оставляет за собой хаос, разбираться в котором приходится живым.
Ее работа заключалась именно в том, чтобы копаться в пепелище, оставшемся после убийства, находить и собирать разрозненные кусочки страшной мозаики и, примеряя их так и сяк, складывать цельную картину, в которой в конце концов проступят черты убийцы.
На дворе стоял март – робкое начало весны, и не окрепшее еще солнце боязливо вступало в неравный поединок с утренними заморозками. Сейчас оно освещало место преступления: вдребезги разлетевшиеся зеркала, битые бутылки, развороченную мебель. Стенные панели были изувечены, отдельные кабинки изуродованы отвратительными отметинами, дорогая кожаная обивка стульев свисала мерзкими разноцветными лохмотьями. Весь пол был усеян стеклянным крошевом, которое противно хрустело под подошвами.
То, что некогда считалось элитарным стриптиз-клубом, теперь превратилось в огромную свалку дорогостоящего мусора, а то, что когда-то было человеком, – в мешок костей и безжизненной плоти, распростершийся в луже крови позади широкой изогнутой стойки бара.
Лейтенант Ева Даллас склонилась над трупом. Она была полицейским, он – жертвой убийства, и только это их объединяло.
– Мужчина. Чернокожий. Около сорока лет, – диктовала она. – Обширные травмы головы и тела. Многочисленные переломы. – Из ящичка с набором инструментов она вынула термометр, чтобы измерить температуру тела. – Похоже, что причиной смерти явился мощный удар, проломивший череп, но это еще предстоит уточнить.
– Из него буквально отбивную сделали!
В ответ на реплику своей помощницы Ева проворчала что-то невнятное. Она внимательно осматривала то, что осталось от некогда высокого, статного мужчины в расцвете лет. «Рост примерно метр восемьдесят пять, – прикинула она. – И около ста килограммов прекрасно накачанных мышц».
– Что ты видишь, Пибоди?
Ее помощница выпрямилась и непроизвольно встала по стойке «смирно».
– Ну… гм… судя по всему, удар был нанесен сзади и свалил жертву на пол или, по крайней мере, оглушил ее. Однако на этом убийца не остановился и продолжал наносить удары. По тому, как разлетелись кровь и мозги, можно предположить, что по голове пришлось несколько ударов, а затем убийца продолжал избивать поверженное тело, причем жертва к тому моменту находилась в бессознательном состоянии. – Пибоди говорила так, будто отвечала добросовестно выученный урок. – Некоторые повреждения нанесены уже после того, как наступила смерть. Орудием убийства, скорее всего, является вот эта металлическая бейсбольная бита. Убийца, очевидно, либо обладает недюжинной силой, либо находился под воздействием наркотика – такого, например, как «Зевс», который вызывает приступы необузданной агрессии. В пользу этого предположения говорят, в частности, те разрушения, которые мы здесь наблюдаем.
– Приблизительное время смерти – четыре часа утра, – констатировала Ева и посмотрела на Пибоди.
Ее помощница являла собой образец служаки: в отутюженной, без единой морщинки, форме и фуражке, сидевшей точно под тем углом, какой требовал устав. «У нее хорошие глаза, – подумала Ева, – чистые и наивные». Пибоди держалась молодцом, хотя ужас открывшейся перед ними картины и согнал неизменный румянец с ее лица.
– Ну а мотив убийства? – спросила Ева.
– Видимо, ограбление, лейтенант.
– Почему ты так решила?
– Ящик для денег в кассовом аппарате выдвинут и пуст. В таком крутом заведении, как это, чаще всего, конечно, расплачиваются кредитными карточками, но и наличных здесь, видимо, бывает достаточно.
– Любители «Зевса» способны убить и за четвертак, – заметила Ева.
– Верно. Я другого не понимаю: что бармен мог здесь делать – один, в закрытом на ночь клубе, с каким-то пока не известным нам наркоманом? Почему он пустил человека, накачавшегося «Зевсом», за стойку бара? И… – Из растекшейся по полу лужи крови Пибоди выудила маленький круглый предмет серебристого цвета. – И почему наш наркоман оставил здесь это? Такие штуки валяются повсюду вокруг тела.
– Серебряные монеты… Любопытно! Может, он их просто обронил?
Пибоди подумала, что это маловероятно, но спорить не стала:
– Может быть.
Ева собрала монеты, которых оказалось ровно тридцать, положила их в полиэтиленовый пакет для вещественных доказательств и передала его Пибоди. Затем она подняла с пола биту, перепачканную кровью и кусочками мозга. Эта штуковина была примерно шестидесяти сантиметров в длину и идеально подходила для убийства.
«Слишком идеально», – подумала Ева.
– Солидная вещь… Прочный металл… Вряд ли наркоман притащил ее с собой. Вероятно, она находилась здесь – скорее всего, под стойкой бара, – и нам предстоит это выяснить. Полагаю, Пибоди, мы выясним также, что убийца и его жертва были знакомы. Возможно, незадолго до убийства они мирно сидели в этом баре, выпивали и беседовали.
Ева представила себе эту картину и наморщила лоб.
– Можно предположить, что между ними завязался спор, который затем перерос в ссору. Возможно, убийца уже был готов совершить то, что он в итоге совершил, и знал, где находится бита. Он зашел за стойку бара, как неоднократно делал это раньше, и ничего не подозревающий бармен спокойно повернулся к нему спиной…
Ориентируясь по брызгам крови и положению тела, Ева иллюстрировала свои слова движениями, как бы воспроизводя разыгравшуюся здесь сцену.
– После первого удара он влетел лицом прямо в зеркальную стену позади бара. Видишь эти порезы на его лице? Они – не от разлетевшихся в стороны стеклянных осколков: слишком уж глубокие и длинные. Жертва пытается развернуться, но получает новый удар. Теряя сознание, человек хватается за полки. Стоящие там бутылки сыплются вниз, и в этот момент убийца наносит еще один удар, оказавшийся смертельным. Тот самый удар, который расколол его череп, словно яичную скорлупу.
Ева снова присела возле тела, внимательно разглядывая его.
– Преступник продолжал наносить удары, избивая уже труп, а потом разгромил помещение. Может быть, в состоянии аффекта, а может быть, для того, чтобы замести следы. Как бы то ни было, у него хватило хладнокровия, чтобы спокойно оглядеть результат своих трудов и оставить на месте преступления орудие убийства – бейсбольную биту.
– Он хотел, чтобы это выглядело ограблением, совершенным наркоманом?
– Думаю, да. Либо убитый был полным идиотом, и я оцениваю его умственные способности слишком высоко. Ты сфотографировала место преступления и положение трупа?
