Э́рик бежал по улочкам Па́теры. Прямо перед ним, скрытая у основания домами, высоко в небо уходила огромная Башня. Ее отвесные склоны чернели, словно шкура соседского кота, а стаи городских голубей никогда не поднимались выше середины. На таком расстоянии отдельных птиц уже не было видно. Их группы казались похожи на размытые, постоянно меняющие формы полупрозрачные кляксы, в очертаниях которых мальчику виделись образы волшебных летающих животных из маминых сказок. С вершины титанической Башни, словно из жерла вулкана, извергались клубы дыма и пепла, застилавшие небо от края до края. Покуда хватало глаз, если не оборачиваться, небосвод был холодно-серым и угрюмым, но Эрик знал, что за спиной, со стороны серпа, упрямые лучи Светил пробивали толщу смога и окрашивали его в голубые и желтые тона.
В правой руке Эрик держал три камушка. Нашел их на площади и теперь перекатывал в ладони. Круглые и шероховатые, привычно-серого цвета, они неуловимо отличались от остальных. Ми́я, старшая сестра, посмеивалась всякий раз, когда он пытался втолковать, чем его привлек тот или иной предмет. «Совсем из ума выжил?» – говорила она, а Эрик краснел и злился. Как можно объяснить то, что не понимаешь сам?
На одном из перекрестков дорогу преградила пара широкоплечих ли́беров в серых балахонах с гербами Культа Чаши – золотыми кубками на красном фоне. Мальчик покрутился вокруг, но заглянуть за спины так и не смог.
– Эй, малой, – окликнул Эрика крепко сложенный мастеровой-гудда́р. – Полезай-ка на плечи. Смотрю тебе шибко интересно, что там происходит. Свои своим всегда помогают! – Гуддар ухмыльнулся, обнажив нестройный ряд зубов. – Давай, смелей!
Эрик забрался на плечи и только потом догадался неловко сказать:
– Спасибо.
– Да брось, – отмахнулся тот. – Твой поди моему сыну тоже подсобил бы! Так ведь? Правильно говорю?
– Правильно, – улыбнулся Эрик. Отец любил детей и никогда не бросал никого в беде.
– Вот. Гуддары своим всегда помогают! И ты мотай на ус, хоть усов у тебя пока и нет, – мастеровой фыркнул от собственной шутки. От него пахло потом и железом. Эрик подумал, что он, наверное, тоже работает в кузне, как и отец. Плечи у мастерового были сильные и крепкие, сидеть на них – одно удовольствие. – Ну так что там, видно тебе?
Эрику было видно. За широкоплечими либерами шествовала процессия из служителей Культа разных рангов: аколи́тов, целли́тов и ораторов. Все они несли чаши или кубки, ярко сверкавшие в лучах Светил, начавших свой Третий Оборот и клонившихся к закату. Замыкали колонну с десяток могучих воинов на рослых лошадях и в полном боевом облачении. Эрик вытянул шею и залюбовался: темные доспехи, за спинами – треугольные щиты, у седел – мечи в ножнах, в руках – длинные копья с развевающимися на ветру прапорами.
– Культисты идут, – сообщил Эрик мастеровому. – Некоторые на лошадях, при оружии и в доспехах.
– Деканы, стало быть, – задумчиво проговорил тот.
Процессия прошла, и либеры освободили дорогу. Мальчик еще раз поблагодарил мастерового и вприпрыжку побежал дальше.
* * *
– А, это ты, Эрик, – встретил мастер Фро́уд в дверях книжной лавки. Старое лицо выглядело встревоженным и от этого казалось еще более иссохшим, чем обычно. – Что-то случилось?
– Вот. – Эрик протянул старику клочок бумаги. – Отец передал записку.
Мастер Фроуд забрал листок и, уступая дорогу, проговорил:
– Заходи, сегодня в городе неспокойно. Понимаю, что в тринадцать сложно усидеть на месте, но ты уж постарайся.
Эрик послушно нырнул в тесное помещение: повсюду привычные полки с книгами, полумрак, запах бумаги, пара свечей на прилавке. Мальчик обожал это место. Здесь можно было закрыть глаза и представить себя отважным воином, древним правителем или странствующим торговцем. В одно мгновение стать кем угодно и посетить какое угодно место. Старые книги словно протягивали мостик между сегодня и вчера. Дотронешься – и ты уже там.
– Так, что тут у нас? – откашлявшись, пробубнил мастер Фроуд, развернул записку и поднес к одной из свечей. – Подожди немного, напишу ответ.
Эрик пожал плечами и принялся в сотый раз разглядывать корешки книг на одной из полок. Старые и потрепанные, они содержались в идеальном порядке. Некоторые мальчик узнавал: лавочник пересказывал содержание, а иногда – и это был праздник! – читал, медленно водя пальцам от строки к строке.
– Мастер Фроуд, а эта про что? – спросил Эрик привычно, указывая на толстый том в кожаном переплете.
Старик отвлекся:
– Эта книга альмау́та Гия́са аз Фаре́ха. Морехода и путешественника.
Как-то на рынке мальчик видел альмаутского купца. Родители тогда сказали ему, что темнокожие торговцы приходят в Семиградье со стороны факела и здесь, в Патере, бывают редко. Купец носил просторные одежды, перехваченные широким желтым поясом, и смешной головной убор, похожий на скрученную в шар простыню. Но больше всего мальчика поразил цвет его кожи, серо-коричневый, совсем не такой, как у родни Эрика.
