«Нива» со съемочной группой притормозила у ближайшей закусочной. Спецкора Андрея долго упрашивать не пришлось. Он тоже имел садовую голову на плечах. И голова эта болела.
– Ладно, Петя, уговорил! Пусть будет по-твоему, – проворчал он. – Но не более ста грамм! У нас впереди ответственная съемка. А то ты опять наваляешь, как вчера…
Что было вчера, телеоператор Петя помнил смазано, как бы в расфокусе. Вчера, поздно вечером, они вернулись из командировки, из села Верхний Макон. Там проходил ежегодный праздник Урожая. Его апофеозом явился банкет, где друзья изрядно поднабрались. А до этого было долгое и нудное заседание правления колхоза. Снимать «сидячки» и «говорящие головы» Петя не любил. Изнывая от однообразной фактуры, он принялся крупным планом отпечатлять туфли членов президиума, а потом переключился на их носы. Носы были на любой вкус: курносые, крючковатые, картошкой, с горбинкой, а один, ну, в точности – свиной пятачок. Это-то и припомнил ему спецкор.
Петя был человеком совестливым, а потому рефлектирующим. Впрочем, самоедство его покрывалось бесшабашностью нрава, – примерно так, как бейсболка покрывала его рыжий кокон.
Он был человеком полета. Коллеги называли его «властелином мгновения». Часто, наведя объектив на занимавший его объект, Петя приговаривал: «Остановись мгновенье, ты ужасно!». При этом профиль его лица обретал вид отточенной алебарды. Горящие глаза обращались в узкие щелки, рельефные губы смыкались в прямую линию, и даже, его тонкий нос, казалось, становился острее. Тут Петя выкладывался по полной.
Петя консервировал время.
В утробе забегаловки, куда они ввалились, разило воблой и перегорелым спиртом. Друзья взяли по сто граммов водки и по дольке лимона. Присели за столик.
– Что, Петя, налопопам? – предложил Андрей.
– Да что тут половинить! Разве это доза? Пей сам свой лопопам! – огрызнулся оператор и махом опрокинул стакан в недра своего ошарашенного «я».
– Петя, мы не упиваться пришли, а поправить здоровье!
– Да, Андрюша, тут ты прав! Водка исцеляет любую болезнь. Можно сказать все заболевания лечит. – Он пососал лимонную дольку и добавил: «Окромя алкоголизма».
Спецкор хмыкнул и отпил половину содержимого. Его душа, «перееханная трамваем», мало-помалу расправляла поломанные крылья. В этой фразе, некогда изреченной им же самим (в порядке самоидентификации), слово «трамвай» обозначало судьбу. Или рок.
Андрей был сухощаво-высок, но в речи и телодвижениях нетороплив. Как и Петру ему было тридцать с хвостиком, впрочем, мичуринская бородка клинышком, делала его более представительным.
Участвуя в попойках, Андрей строго придерживался своего фирменного стиля поведения. Как только перева́ливало за двести пятьдесят – сразу включал «песняка», независимо от места и ситуации. Это было его фишкой. Зычный голос, подобно сирене, парализовывал окружающее пространство, вызывая оторопь у окружающих. Предпочитал казачий фольклор. Часто, щуря глаза, искательно смотрел вдаль, как бы прислушиваясь к отдаленным аплодисментам.
– Ты, Петя не алкаш, – сказал он, поглаживая бородку. – А, всего лишь, жалкий любитель. И пустобрех.
Оператор обернулся на стойку и посмотрел на барменшу. Затем вперился взглядом в пустой стакан.
– Андрей, а ты знаешь, почему в народе говорят: «Между первой и второй промежуток небольшой»?
– Почему же?
– Объясняю. Вот ты сейчас выпил и стал другим человеком. Заметил? А этот другой – тоже хочет выпить! Для этого другого ты оставил пятьдесят грамм. Получается, ты с ним пьешь налопопам. Мой же, другой человек, как видишь, остался с носом! А я не хочу его обижать! Понимаешь? Ближних надо любить!
– Нет уж, Петя! Пусть этот твой «другой человек» подождет до окончания съемок!
Андрей допил свой стакан и направился к выходу. Оператор меланхолично поплелся за ним.
– Съемка, съемка, – ворчал он. – Какая может быть съемка в полуобморочном состоянии?
– Петя, тема закрыта! Не канючь!
– Это ты замолчи, чревовещатель хренов! – огрызнулся Петя. – Ну, кто ты без меня? Кто? Да без меня ты просто радио! Ра-ди-о!!!
У машины их встретил водитель Вадим – «добродушный трактор», как окрестил его Андрей. Он курил трубку.
– Ну что, бандерлоги, полегчало? – баском хохотнул он. – Эх, жизнь наша поломатая!
Вадим тоже не был обласкан судьбой. Бывший спецназовец, прошедший, по его выражению, «пот и кровь», повидавший смерть. Но добродушия при этом не утративший.
Петя вымучено улыбнулся. Ему было не до шуток. «Верхний Макон, Верхний Макон, – бормотал он, протискиваясь на заднее сидение. – Интересно, а как отмечают этот день в Ни́жнем Маконе? – Хотя… наверное, лучше об этом не знать!».
Он вспомнил приезд в село, как они устраивались в гостиницу. И как разыграл его Андрей. Да-а, это был не самый вдохновенный момент в жизни Петра.
В гостиницу, а, вернее, в Дом приезжих, как ее именовали в селе, Петя влетел при переполненном мочевом пузыре. Он второпях сунул свой паспорт Андрею.
– Андрюха, оформи номер. Мне нужно кой-куда забежать!
Петя метнулся по коридору, в надежде найти заветную комнату с литерой «М». Не обнаружив сего удобства (оно находилось во дворе), он заскочил в умывальню, открыл кран, и, оглядевшись, пристроился к раковине. Едва он приступил к процессу, как за спиной раздался гнуснейший женский голосок: «Ну, как вы устроились, дорогие гости?»
Петя похолодел и судорожно втянул живот. По ноге, пропитывая штанину, побежала горячая струйка. Он испуганно оглянулся и узрел, расплывшегося в улыбке Андрея. Тем же профурсетским голоском тот пронудел: «5:4, Петруша! 5:4! В мою пользу!»
«Нива» дернулась и остановилась, оборвав угорелые Петины воспоминания.
– Прибыли на точку, – объявил Вадим. – Выметайтесь! Я тоже схожу на выставку. Хочу немного окультуриться! Только меня не снимайте.
В выставочном зале народу было немного. Десятка полтора посетителей, не считая авторов полотен. Впрочем, народ постепенно подтягивался. Настало время открывать выставку. Перед собравшимися выступил председатель правления Союза художников города. Он долго и нудно разглагольствовал об особой роли «безобразительного» искусства в России. Помянул Кандинского. Посетители позевывали, переминались с ноги на ногу. Выставка их не впечатляла.
Пока оператор снимал картины и зрителей, – спецкор разыскивал известного в городе искусствоведа Добромилова. Взяли у него интервью. Петя, меняя ракурсы, продолжал снимать картины.
– Что за мазня?! – ворчал он себе под нос. – Бессмысленная мазня! Дичь какая-то…
К нему подошел Вадим. В глазах его прыгали смешливые зайчики.
