В точке сольются пространство и время,
Чтобы потом разойтись, разбежаться.
Пространство и время – два измеренья.
Им невозможно вместе остаться.
Пространство изменчиво, непостоянно.
А время всегда быть точным стремится.
В точке одной задержаться не может,
Проносится вихрем, песком струится.
И новое вечно ищет пространство,
И безграничностью полнится новой,
Чтоб мы скорее смогли разобраться,
Пространство иль время нам взять за основу…
Она была в него влюблена. И не только она одна. В него были влюблены все гимназистки. Он был учителем изящной словесности. Он был само изящество. Она сравнивала его с дорогой амфорой, привезённой из Афин или Рима. Но никому об этом не говорила. Разве можно сравнивать человека с предметом, пусть даже редкой красоты? Неодушевлённое никогда не станет одушевлённым. А вот одушевлённое может превратиться в ничто, в прах… Значит, сравнивать учителя со старинной амфорой можно. И это её забавляет.
Она сидит на первой парте, подперев щёки кулачками, наблюдает за тем, как изящная амфора преподаёт изящную словесность, и пытается понять, откуда берётся магия, которая заставляет всех без исключения барышень находиться во власти учителя.
– Вы снова витаете в облаках, София? – голос учителя громом с небес.
Она поднимает голову, намереваясь ответить «Да», качает головой и выговаривает намеренно длинное: «Не-е-е-ет».
Изящная амфора ей не верит, смотрит в глаза и задаёт новый вопрос:
– Интересно, милая барышня, о чём вы постоянно мечтаете на моих уроках?
– О вас, – мысленно отвечает Соня, улыбается, пожимает плечами. – Зачем вам знать правду?
– Вы можете повторить правило, которое я сейчас диктовал? – спрашивает учитель, хмурясь. Он смотрит на Соню свысока. Он стоит, она сидит, приподняв вверх голову. Так ей лучше его видно. Видно, что он рассержен по-настоящему. Но даже в своей ярости он прекрасен, и поэтому ей совершенно не страшно. Не страшно, несмотря на то, что она не может повторить правило, которое все барышни, кроме неё, записали под его диктовку.
– После урока вам придется пройти в кабинет директора, – слова учителя звучат как приговор. Соня бледнеет.
– Ты с ума сошла, София, – соседка по парте больно толкает её в бок. – Тебя выгонят из гимназии, Соня. Ты…
Слова девочки Соню огорчают, потому что они возвращают её в реальность, заставляют снова стать ученицей гимназии, которая сидит на уроке словесности. Между ученицей и учителем бездонная пропасть, про-пасть, в которую можно упасть, в которой можно пропасть, потому что там слишком-слишком глубоко, заглядывать в эту бездонность страшно, но любопытство подталкивает Соню к самому краю. Ещё миг, и…
– Дорогая, я давно подумываю о том, что нам пора нашу милую Сонюшку отправить в пансион благородных девиц, – отец семейства Максим Максимович вытер рот тыльной стороной ладони, посмотрел на жену. Та побледнела, уронила ложку.
– О нет, папенька, нет, – воскликнула Соня, бросилась к ногам матери. – Маменька милая, сжальтесь надо мной. Я умру вдали от дома. Я не перенесу разлуки с вами, я…
– София, прекрати истерику, – прикрикнул на неё Максим Максимович. – Мы же не собираемся отправлять тебя за тридевять земель…
– А зря, зря, папенька, – Соня поднялась, с вызовом посмотрела на отца. – Я думаю, что путешествие за тридевять земель было бы интереснее, чем поездка в пансион благородных девиц. В тридевятом царстве, которое находится как раз за тридевять земель, я смогу стать фрейлиной королевы и встретить своего избранника…
– София, – отец постучал пальцем по краю стола. – Твоё чрезмерное увлечение сказками до добра не доведёт. Пора повзрослеть. А чтобы это произошло быстрее, я и собираюсь тебя отправить на обучение.
– Да разве я плохо образованна? – спросила Соня с обидой. – Я и по-французски могу изъясняться. Вот…
Максим Максимович скривился, замахал на дочь руками:
– Произношение у вас, барышня, ужасное. Сразу видно, что вас доморощенный учитель обучал, который-то и сам большого толка в науках не знает. Он вас, дорогая, говорить-то научил, но вы так слова произносите, что слушать противно. Разобрать невозможно, о чём идёт речь: о помидорах или о репе. Срам, да и только. Срам. Срам, – стукнул кулаком по столу. – Всё, хватит пререкаться. Завтра я тебя, Соня, везу в пансион, и точка.
– Завтра? – Соня схватилась за голову. – Нет, нет, папенька, только не завтра, умоляю. У меня важная встреча назначена на завтра, я…
– Софья Максимовна, я своих решений не меняю, – Максим Максимович поднялся. – Не возражать мне!
Соня завыла громко, протяжно и убежала к себе. Всю ночь она не спала, оплакивая свою горькую долю, а утром послушно пошла за отцом, как ягнёнок идёт на заклание. Было обидно и нестерпимо больно от того, что жизнь закончилась. Соню столкнули в бездну. Столкнул не кто-то посторонний, а собственные родители. Она им больше не нужна, а значит, жить ей больше незачем. Она не станет барахтаться, не станет выбираться из этой бездны наружу, а сложит руки и пойдет ко дну. Зачем предпринимать какие-то усилия, если самым дорогим людям она больше не нужна?
