Меня охватывает каким-то странным маетным ощущением, когда я слышу, как хлопает дверь за моей спиной, словно отрезая мне возможность повернуть назад и сбежать за пределы чужой квартиры. Напряженная, как струна, машинально сбрасываю с ног ботильоны. Все заготовленные слова куда-то испаряются, и я уже с трудом могу сформулировать даже более-менее внятное приветствие, стремительно ныряя в особенную атмосферу этого места, с любопытством осматриваясь в затемненном помещении, взглядом цепляясь за смутно проступающие картины в старых рамах, которых становится больше по мере того, как я продвигаюсь дальше в комнату. Мне хочется остановиться и рассмотреть их как следует, но это кажется невежливым, потому что открывший дверь парень явно ведет меня дальше, хотя и не произносит ни слова.
Оказавшись в большой студии, я зябко ежусь, замечая, как ветер трогает тонкие занавески, врываясь внутрь сквозь открытое окно и подхватывая разбросанные вокруг мольберта бумажные полотенца со следами красок. Здесь еще больше картин – некоторые в рамах, некоторые без них. Кажется, что картины везде – на стенах, на плоских поверхностях, на полу… И такие, что сложно оторвать взгляд, хочется разглядеть каждую деталь, каждый небрежный мазок акварелью.
На какое-то время позабыв о немногословном парне, я подхожу к стене, ближней к раскрытому окну, и с неподдельным интересом принимаюсь рассматривать работы.
Далеко не все из них выставлены у него на странице…
Внезапно он разворачивает меня к себе за плечо, впивается острым взглядом в мое лицо, и от неожиданности я не только теряю дар речи, но и, кажется, даже не дышу. Только смотрю на него во все глаза, совершенно не понимая, что происходит, и почему-то не испытывая никакого удивления, словно вся эта абсурдная ситуация вполне уместна, и нет в ней ничего ненормального. Парень выше меня, но сам по себе невысокий. У него всклокоченные темные волосы, приятные черты лица, выразительные глаза красивого медового оттенка, легкая щетина на скулах. Он очень даже привлекателен. Все это я отмечаю как-то машинально, глядя на него и почти не мигая, пока в голову мне не приходит неожиданная мысль – его пальцы все еще крепко сжимают мое плечо, и ни один из нас не усматривает в этом ничего странного.
В смысле, не усматривал… потому что теперь я непонимающе хмурюсь и дергаю плечом, показывая, что мне это все недоступно и неприятно.
– Я не представилась. Меня зов…
– Подойди к окну, – перебивает он, не сводя с меня глаз, и я вдруг в самом деле затыкаюсь и в точности выполняю его указание.
– З-зачем?
– Да, – задумчиво бормочет что-то себе под нос, находясь на своей волне и будто даже не слыша мой голос, снова пытливо вглядываясь в мое лицо. – Да, все так, все так…
– Послушайте… – неловко начинаю я, отходя от него на пару шагов. – Мы как-то странно начали. Вы, должно быть, Артём?
Кивает, не отрывая от меня все того же ужасного невыносимого взгляда.
– Артём Виленский?
Снова мимолетный кивок.
– Меня зовут Карина Филонина… – тут я замедляюсь, забыв совершенно, кто я и с какой стати сюда притащилась, но его словно ничего не смущает. Парень тянет ладонь к моему лицу, кончиками пальцев пробегается по скуле, внимательно наблюдая за этим… или за тем, как вспыхивают от смущения мои щеки.
– Что… что вы делаете? – бормочу, сбитая с толку его поведением и тем, что он меня трогает. Какой-то незнакомый мне тип, с которым мы не перебросились и парой фраз, смотрит на меня так пристально и трогает мое лицо, это вообще нормально?
– Стой так, – велит, все еще не слушая меня, не интересуясь тем, кто я такая и откуда вообще появилась в его квартире. Это странно, чертовски странно и необъяснимо! Еще более необъяснимо то, что я опять его слушаюсь.
Артём отходит к мольберту, тянется к кисти, и я непроизвольно вытягиваю шею, хотя и не могу рассмотреть, что изображено на его холсте. Мольберт повернут ко мне так, что ничего не видно. Артём принимается рисовать… я то и дело ловлю на себе его взгляд. И почему-то стою на месте, как зачарованная, понимая, что происходит нечто из ряда вон, и все же следуя каким-то одному ему известным правилам, которые он распространяет на меня. Не знаю, как долго это длится… Но звонок моего мобильного выводит меня из странного оцепенения. Художник вздрагивает, бросая раздраженный взгляд на мою сумку, и я машинально прижимаю ее к себе.
То непостижимое магнетическое действие, которое оказывает на меня Артём Виленский, понемногу спадает, выпуская меня из своей цепкой хватки.
Я шагаю к художнику.
– Нет! Оставайся там!
– Артём, меня зовут Карина Филонина, я галерист, представляю галерею современного искусства «AF Gallery», – заученной фразой завожу я, на сей раз ослушавшись его странных команд.
– Нет, – в каком-то непонятном отчаянии бормочет он, запуская испачканные красками пальцы в свои волосы.
– Я разговаривала с вашей сестрой, Алиной. Она не рассказывала вам об этом? В нашей галерее готовится выставка, посвященная…
– Не знаю. Нет, нет…
Понимая, что прямо сейчас с ним происходит нечто, с чем я вряд ли сумею справиться без сторонней помощи, я останавливаюсь, так и не дойдя до странного парня и его мольберта.
– Артём, у вас есть сестра Алина?
– Да, – на удивление четко выговаривает он, швыряя кисть и усаживаясь прямо на пол тут же, возле мольберта. Смотрю на него во все глаза, мельком косясь на дверь и прикидывая, может, стоит убежать? Вдруг он буйный и неуправляемый? Вдруг он вообще опасный псих, а я притащилась к нему одна и даже не сказала никому, что собираюсь сюда поехать? Майка не в счет. Пока она поймет, что я слишком долго не выхожу на связь, и забьет тревогу, пройдет слишком много времени… Для того, чтобы свернуть мне шею, понадобится куда меньше.
– Она ведет вашу страницу в интернете, – осторожно продолжаю я, приподнимая перед собой ладонь, словно пытаясь присмирить его, хотя он неподвижно сидит на месте, только смотрит так странно… страшно. – Выкладывает туда ваши работы…
Художник молчит, вообще никак не реагируя на мои слова.
– Артём, это ваши картины?
– Да, – единственное, что он говорит.
– Мы с Алиной договорились, что некоторые из ваших работ примут участие в нашей выставке. Вы… не против?
– Это ты, ты… – вдруг на одном дыхании выпаливает он, резко поднимаясь на ноги и в два шага оказываясь возле меня. Бросаю на него беспомощный взгляд, а он снова зачем-то начинает трогать мое лицо, и если в первый раз это сбило с толку, обескуражило, то теперь его непонятные порывы меня не на шутку пугают.
– Прекратите! – вскрикиваю дрожащим голосом.
– Хочу тебя рисовать, – он говорит это так медленно, растягивая, что мое встрепенувшееся сознание сначала воспринимает только первые два слова – хочу тебя – и лишь с огромным запозданием, достаточным, чтобы меня пробило беспокойными мурашками, обрабатывает последнее. Рисовать. Мое сердце бьется так сильно, что я даже прикладываю ладонь к груди, пытаясь как-нибудь замедлить его бешеный стук. Артём находится так недопустимо близко, его взгляд цепляет мой, и мы смотрим друг на друга очень долго, и тишина между нами кажется оглушительно громкой и губительной.
