Он лежал, уставившись лицом в потолок. Его глаза не метались со скоростью света из стороны в сторону, как у некоторых торговцев. По его взгляду можно было определить, что этот человек был чрезвычайно целеустремлённым. Он тупо смотрел в потолок, в одну точку, как-будто крыша сейчас провалится и его внезапно ослепит поток солнечных лучей. Но этого не произошло. В помещении было темно, мокро, сыро. Ему было трудно дышать. Почти с каждым вздохом он вскрикивал от боли, как-будто в него вбивали по гвоздю. Он не мог нормально дышать. Этот человек постоянно кашлял. Ком подступал к его горлу. Он мучился от боли, так как уже второй день подряд ничего не ел и не пил. Он был в грязи и слизи, которыми была заполнена эта тюремная камера. Одежды на нём почти не осталось… Разве что кучу тряпок можно было назвать одеждой. Волосы его были немыты уже пару месяцев, он постоянно чесался – у него завелись вши.
На его лице даже в темноте можно было разглядеть пару шрамов – от щеки до уха – следы пыток. Глаза его были маленькими, и он почти не моргал – привык к темноте. Хотя физически он был жив, но его душа стала отходить от мира сего. Он был не один в этой тюрьме. Позади него на скамье можно было разглядеть ещё несколько чёрных теней, кажется, они о чём-то вели беседу.
Вдруг его ослепил внезапный поток света. Он встал, подошёл к двери. По обе стороны от него стояла четверо громил, которые, как только он вышел, надели на него наручники и повели вперёд по плохо освещённому длинному коридору.
…Это было что-то ужасающее: большое количество красных облаков – пожирателей тьмы – собралось над ним. Ледяной холод пронзил его насквозь, казалось, тут никогда не бывает тепло. Вокруг горели тысячи факелов, стояло множество людей. Сначала ему показалось, что эти люди одеты в чёрное. Но потом он разглядел на спинах их тёмно-зелёных балахонов белые кресты. Эту картину наш герой увидел, когда пришёл в себя. Люди вокруг него пели песнь…
Скорее, это был вой собак. У него кружилась голова, его морозило, выворачивало наизнанку живот. Люди же совершали какой-то ритуал… Он проснулся, резко вскочил с кровати с искажённым выражением лица. Не стоило долго объяснять, что это был сон… КОШМАР!
Эта история могла случиться с каждым из вас.
Его звали Джон Смит. Он родился в небольшом городке. Почему же всё-таки его назвали Джон? А почему бы и нет, ведь его родители фанатели от остросюжетных боевиков, а наиболее распространённым именем в них было имя Джон. Тем более, что у его семьи были английские корни. Фамилию Смит уже издавна носили все их предшественники, и родители Джона никогда не задумывались над её значением. Джон сильно отличался от своих ровесников с самого детства. Когда родители отходили от коляски Джона хоть на пару шагов, от его крика у многих полопались бы ушные перепонки. Но предки уже привыкли, а отец на ночь вставлял в уши беруши и спал спокойно… а мать? Она не спала вовсе, а когда и засыпала, то под колыбелью малыша. А утром надо было идти на работу! Отец не понимал детей, ему это было чуждо. Он много пил. Из-за постоянных скандалов (уже тогда психика ребёнка была надломлена) он ушёл из дому и оставил мать на произвол судьбы. Но та не растерялась, не отдала ребёнка в дом-интернат (да она даже не думала об этом), а решила воспитывать сама. Мама имела родную сестру, хорошо с ней ладила. И её муж три (если не больше) года возил Джона вместе со своими сыновьями к морю. К тёплому синему морю. Как же хорошо ему было там. Годы шли и шли, а воспоминания оставались. Дядя Джона был замечательнейшим человеком (вот именно, человеком, не то что отец). Джон питал к дяде симпатию
и иногда даже подражал, дядя был для Смита идеальным примером мужчины, но ему было предначертано погибнуть в самом расцвете сил. Это было огромным горем для Джона. Он плакал почти всю ночь. Казалось, он выплакал все свои слёзы. Нелепая смерть была большим несчастьем не только для Джона, но и для всех близких и знакомых. Ведь это был человек, который делал добро. Ему отвечали тем же. Казалось, он сделал всё, что каждому человеку надо сделать в этой жизни (скорее всего, каждому человеку надо прожить не одну жизнь): завести семью, родить детей, построить дом и посадить дерево.
Мука Джона была так велика, что он не мог даже думать об учёбе… ведь не так давно Джон потерял дедушку. Оказалось, что врачи, «всего-навсего» (!), ошиблись с диагнозом, лечили другую болезнь. После этого Джон стал испытывать ненависть к медицине. Возможно, врачи когда-нибудь испробуют скальпель и на его теле. Лишь Господу Богу это известно.
* * *
Как-то раз, когда они отдыхали у моря (ему было три года), Джон убежал от своих родителей, вернее родителя – мамы. Сразу никто и не заметил пропажи, а его и след простыл. Все стали бегать, искать. И лишь через час двоюродный брат Джона привёл его за руку к матери. Джончик нелепо выглядел: уже такой взрослый, а глаза красные, сопли текут. Короче, без слов понятно, что не вырос ещё наш мальчик от «грудного молока». Джон был слишком мал, чтобы объяснить, что же произошло. А дело было вот как. В общем отошёл он от мамы и интуитивно добежал до своего пансионата, поднялся на первый этаж. В это время открылся лифт, из него вышло несколько человек. Джон забежал в кабинку, стал осматриваться по сторонам. Его окружали коричневые высокие стены. Прошло несколько мгновений, и двери захлопнулись, а все попытки Джона дотянуться до кнопок были обречены на неудачу. Свет начал гаснуть, скоро стало совсем темно, ничего не было видно, кроме всепоглощающей тьмы. Хорошо хоть Джон не страдал клаустрофобией… Так бы могло продолжаться ещё очень долго, но догадливый братец решил просмотреть этажи пансионата, так как всё побережье было неоднократно проверено. На одной из лестничных клеток он нашёл малыша, который, как мы видим, успел выйти из лифта после того, как кто-то его вызвал. На красном от слёз маленьком личике уже не было видно недавнего румянца. Слёзы тоже закончились, остались лишь засохшие потёки. Можно себе только представить неописуемую радость мамы, которая после длительных поисков наконец нашла своего храброго туриста.
