Ирина Сергеева - Диктанты по русскому языку для старшей школы (с углубленным изучением филологии)

Диктанты по русскому языку для старшей школы (с углубленным изучением филологии)
Название: Диктанты по русскому языку для старшей школы (с углубленным изучением филологии)
Автор:
Жанр: Языкознание
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Диктанты по русскому языку для старшей школы (с углубленным изучением филологии)"

Диктанты по русскому языку для старшей школы с углубленным изучением филологии, гуманитарной направленности имеют целью не только систематизировать знания в разделах языка по орфографии, синтаксису, пунктуации, но и рассмотреть вариативность некоторых знаков препинания в классических текстах Пушкина, Тургенева, Толстого, Куприна, Бунина, сопоставив с современной пунктуацией. Цель сборника – углубленная систематизация знаний. В этом отношении классический текст – наша основа.

Бесплатно читать онлайн Диктанты по русскому языку для старшей школы (с углубленным изучением филологии)


Составитель Ирина Сергеева


ISBN 978-5-0062-7565-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Путешествие в Арзрум


Прошло более двух часов. Дождь не переставал. Вода ручьями лилась с моей отяжелевшей бурки и с башлыка, напитанного дождем. Наконец холодная струя начала пробираться мне за галстук, и вскоре дождь промочил меня до последней нитки. Ночь была темная; казак ехал впереди, указывая дорогу. Мы стали подыматься на горы, между тем дождь перестал и тучи рассеялись. Ветер, дуя на свободе, был так силен, что в четверть часа высушил меня совершенно. Я не думал избежать горячки. Наконец я достигнул Гумров около полуночи. Казак привез меня прямо к посту. Мы остановились у палатки, куда спешил я войти. Тут нашел я двенадцать казаков, спящих один возле другого. Мне дали место; я повалился на бурку, не чувствуя сам себя от усталости. В этот день проехал я 75 верст. Я заснул как убитый.

Казаки разбудили меня на заре. Первою моею мыслию было: не лежу ли я в лихорадке. Но почувствовал, что слава богу бодр, здоров; не было следа не только болезни, но и усталости. Я вышел из палатки на свежий утренний воздух. Солнце всходило. На ясном небе белела снеговая, двуглавая гора. «Что за гора?» – спросил я, потягиваясь, и услышал в ответ: «Это Арарат». Как сильно действие звуков! Жадно глядел я на библейскую гору, видел ковчег, причаливший к ее вершине с надеждой обновления и жизни – и врана и голубицу, излетающих, символы казни и примирения…

Лошадь моя была готова. Я поехал с проводником. Утро было прекрасное. Солнце сияло. Мы ехали по широкому лугу, по густой зеленой траве, орошенной росою и каплями вчерашнего дождя. Перед нами блистала речка, через которую должны мы были переправиться. «Вот и Арпачай», – сказал мне казак. Арпачай! наша граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видал я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою. Долго вел я потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России.

До Карса оставалось мне еще 75 верст. К вечеру надеялся я увидеть наш лагерь. Я нигде не останавливался. На половине дороги, в армянской деревне, выстроенной в горах на берегу речки, вместо обеда съел я проклятый чюрек, армянский хлеб, испеченный в виде лепешки пополам с золою, о котором так тужили турецкие пленники в Дариальском ущелии. Дорого бы я дал за кусок русского черного хлеба, который был им так противен. Меня провожал молодой турок, ужасный говорун. Он во всю дорогу болтал по-турецки, не заботясь о том, понимал ли я его, или нет. Я напрягал внимание и старался угадать его. Казалось, он побранивал русских и, привыкнув видеть всех их в мундирах, по платью принимал меня за иностранца. Навстречу нам попался русский офицер. Он ехал из нашего лагеря и объявил мне, что армия выступила уже из-под Карса. Не могу описать моего отчаяния: мысль, что мне должно будет возвратиться в Тифлис, измучась понапрасну в пустынной Армении, совершенно убивала меня. Офицер поехал в свою сторону; турок начал опять свой монолог; но уже мне было не до него. Я переменил иноходь на крупную рысь и вечером приехал в турецкую деревню, находящуюся в двадцати верстах от Карса.

Я поехал по широкой долине, окруженной горами. Вскоре увидел я Карс, белеющийся на одной из них. Турок мой указывал мне на него, повторяя: Карс, Карс! и пускал вскачь свою лошадь; я следовал за ним, мучась беспокойством: участь моя должна была решиться в Карсе. Здесь должен я был узнать, где находится наш лагерь и будет ли еще мне возможность догнать армию. Между тем небо покрылось тучами и дождь пошел опять; но я об нем уж не заботился.

Мы въехали в Карс. Подъезжая к воротам стены, услышал я русский барабан: били зорю. Часовой принял от меня билет и отправился к коменданту. Я стоял под дождем около получаса. Наконец меня пропустили. Я велел проводнику вести меня прямо в бани. Мы поехали по кривым и крутым улицам; лошади скользили по дурной турецкой мостовой. Мы остановились у одного дома, довольно плохой наружности.

Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и, переговоря с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Вошел меньший брат хозяина, мальчик лет семнадцати. Оба брата бывали в Тифлисе и живали в нем по нескольку месяцев. Они сказали мне, что войска наши выступили накануне и что лагерь наш находится в 25 верстах от Карса. Я успокоился совершенно. Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; я разлегся противу угасающего камина и заснул в приятной надежде увидеть на другой день лагерь графа Паскевича.

Поутру пошел я осматривать город. Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом. Мой армянин толковал мне как умел военные действия, коим сам он был свидетелем. Заметя в нем охоту к войне, я предложил ему ехать со мною в армию. Он тотчас согласился. Я послал его за лошадьми. Он явился вместе с офицером, который потребовал от меня письменного предписания. Судя по азиатским чертам его лица, не почел я за нужное рыться в моих бумагах и вынул из кармана первый попавшийся мне листок. Офицер, важно его рассмотрев, тотчас велел привести его благородию лошадей по предписанию и возвратил мне мою бумагу; это было послание к калмычке, намаранное мною на одной из кавказских станций. Через полчаса выехал я из Карса, и Артемий (так назывался мой армянин) уже скакал подле меня на турецком жеребце с гибким куртинским дротиком в руке, с кинжалом за поясом, и бредя о турках и сражениях.

Я ехал по земле, везде засеянной хлебом; кругом видны были деревни, но они были пусты: жители разбежались. Дорога была прекрасна и в топких местах вымощена – через ручьи выстроены были каменные мосты. Земля приметно возвышалась – передовые холмы хребта Саган-лу, древнего Тавра, начинали появляться. Прошло около двух часов; я взъехал на отлогое возвышение и вдруг увидел наш лагерь, расположенный на берегу Карс-чая; через несколько минут я был уже в палатке Раевского.

/А.С.Пушкин/


Дворянское гнездо

1


Молодой человек, с которым мы только что познакомили читателей, прозывался Владимиром Николаичем Паншиным. Он служил в Петербурге чиновником по особым поручениям в министерстве внутренних дел. В город О… он приехал для исполнения временного казенного поручения и состоял в распоряжении губернатора, генерала Зонненберга, которому доводился дальним родственником. Отец Паншина, отставной штабс-ротмистр, известный игрок, человек с сладкими глазами, помятым лицом и нервической дерготней в губах, весь свой век терся между знатью, посещал английские клубы обеих столиц и слыл за ловкого, не очень надежного, но милого и задушевного малого. Несмотря на всю свою ловкость, он находился почти постоянно на самом рубеже нищеты и оставил своему единственному сыну состояние небольшое и расстроенное. Зато он, по-своему, позаботился об его воспитании: Владимир Николаич говорил по-французски прекрасно, по-английски хорошо, по-немецки дурно. Так оно и следует: порядочным людям стыдно говорить хорошо по-немецки; но пускать в ход германское словцо в некоторых, большею частью забавных, случаях – можно, как выражаются петербургские парижане. Владимир Николаич с пятнадцатилетнего возраста уже умел не смущаясь войти в любую гостиную, приятно повертеться в ней и кстати удалиться. Отец Паншина доставил сыну своему много связей; тасуя карты между двумя робберами или после удачного «большого шлема», он не пропускал случая запустить словечко о своем «Володьке» какому-нибудь важному лицу, охотнику до коммерческих игр. С своей стороны, Владимир Николаич во время пребывания в университете, откуда он вышел с чином действительного студента, познакомился с некоторыми знатными молодыми людьми и стал вхож в лучшие дома. Его везде охотно принимали; он был очень недурен собою, развязен, забавен, всегда здоров и на всё готов; где нужно – почтителен, где можно – дерзок, отличный товарищ. Заветная область раскрылась перед ним. Паншин скоро понял тайну светской науки; он умел проникнуться действительным уважением к ее уставам, умел с полунасмешливой важностью заниматься вздором и показать вид, что почитает всё важное за вздор; танцевал отлично, одевался по-английски. В короткое время он прослыл одним из самых любезных и ловких молодых людей в Петербурге. Паншин был действительно очень ловок, – не хуже отца; но он был также очень даровит. Всё ему далось: он мило пел, бойко рисовал, писал стихи, весьма недурно играл на сцене. Ему всего пошел двадцать восьмой год, а он был уже камер-юнкером и чин имел весьма изрядный. Паншин твердо верил в себя, в свой ум, в свою проницательность; он шел вперед смело и весело, полным махом; жизнь его текла как по маслу. Он привык нравиться всем, старому и малому, и воображал, что знает людей, особенно женщин: он хорошо знал их обыденные слабости. Как человек не чуждый художеству, он чувствовал в себе и жар, и некоторое увлечение, и восторженность, и вследствие этого позволял себе разные отступления от правил: кутил, знакомился с лицами, не принадлежавшими к свету, и вообще держался вольно и просто; но в душе он был холоден и хитр, и во время самого буйного кутежа его умный карий глазок всё караулил и высматривал; этот смелый, этот свободный юноша никогда не мог забыться и увлечься вполне. К чести его должно сказать, что он никогда не хвастался своими победами. В дом Марьи Дмитриевны он попал тотчас по приезде в О… и скоро освоился в нем совершенно. Марья Дмитриевна в нем души не чаяла.


С этой книгой читают
Русская культура слова зиждется на религии и на народных традициях. Как писал академик Д. С. Лихачев, в языке сказались «внутренние силы» народа – склонность к эмоциональности, разнообразие характеров и типов отношения к миру, ибо язык не развивается один – он обладает языковой памятью. Главный недостаток современности – ущербное чувство языка, и этому следует оказывать противодействие, ибо язык не должен забываться.
«Невесть куда заехали…», «дороги нет…», «мгла кругом…». Всякий раз перечитывая строки «Капитанской дочки» о буране и затерявшемся в нем, несущемся сквозь вихрь и сугробы бог ведает куда, человеке понимаешь, что пушкинский текст «магическим кристаллом» высвечивает из нашей далекой истории. Как одинок этот свет! И какая пронзительная вещь об одиночестве, созданная великой мыслью Пушкина! Одиночестве человека в истории, в судьбе государства, своей с
Человек же в рассказе Лондона постоянно уподобляется животному, существу – в этом мотив скептицизма, неверия в то, что человек вдруг «опомнится», изменится, обратится к своим истокам. Возможна ли подобная трансформация?
То, что нередко происходит с читателями и почитателями творчества М. А. Булгакова. Приключение в дворике на Садовой-бис- с…
Книга представляет собой исследование особенностей воплощения идеи семьи в художественном творчестве Ф. М. Достоевского. Анализ романов «пятикнижия», а также повестей, рассказов, других романов писателя позволил глубже осмыслить законы построения художественного мира каждого произведения, понять особенности мировидения автора, увидеть эволюцию основной творческой идеи, которой является, как показывается в работе, идея семьи.Книга адресована филол
В учебнике рассматривается построение отрицательных и вопросительных предложений в испанском языке на примерах и в упражнениях по переводу с русского языка на испанский, адаптированных по методике © Лингвистический Реаниматор, для закрепления полученных навыков. Рекомендуется детям от 5 лет, а также широкому кругу лиц, изучающих испанский.
Книга состоит из 12 объёмных неадаптированных упражнений на перевод с русского языка на английский, В книгу вошли упражнения на грамматические темы, которые представляют наибольшие сложности при изучении: согласование времён, условные предложения 1 – 4 типов, страдательный залог, герундий, причастия и пр. В книге примерно 2700 слов и идиом. Рекомендуется школьникам, студентам, а также широкому кругу лиц, изучающих английский.
Книга состоит из 10 объёмных неадаптированных упражнений на перевод с русского языка на английский, В книгу вошли упражнения на грамматические темы, которые представляют наибольшие сложности при изучении: согласование времён, условные предложения 1 – 4 типов, страдательный залог, герундий, причастия и пр. В книге примерно 2000 слов и идиом. Рекомендуется школьникам, студентам, а также широкому кругу лиц, изучающих английский.
Газета "Непознанный мир" поручает своему корреспонденту Сене Зориной взять интервью у загадочного художника, – он знаменит и мистически прекрасен. На встречу со знаменитостью Сена отправляется со своей дорогой подругой Таей. И только они явились к художнику домой, как сразу все пошло не по плану…
Дело о пропаже подростка в небольшом городке странным образом оборачивается против детектива полиции. Кто виноват: мистические силы или местные жители, скрывающие нечто жуткое?Содержит нецензурную брань.
Когда в семье есть тайны, обязательно будет разлад. На что способен обычный психиатр, если вдруг лишился своей жены? А что, если он вовсе не обычный, например, в прошлом шпион, завербованный властями? Жизнь Леонида Островского раскололась на части ровно в тот день, когда жена бесследно исчезла, оставив лишь одну строчку в смс-ке "не ищи". ПОДПИСАТЬСЯ НА АВТОРА Серия "Связи" 1. Судьба смеётся дважды 2. Запретные сети 3. Двойная оплата: двойна
Отличница, спортсменка, не комсомолка, но зато просто красавица, я жила себе и не думала, что моя нелюбовь к популярным праздникам однажды так круто изменит всю жизнь, что волей-неволей мне придётся поверить в ...другой мир. Да и как не поверить, если меня сначала убили, потом воскресили, а после заставили отрабатывать собственное воскрешение! До прошлой жизни рукой подать, а я и шагу ступить свободно не могу. Мало того, на меня охотятся самые з