Я лежала в позе страуса, то есть спрятав голову в песок, вернее, в землю. Страусы это делают стоя, но встать я не могла, я и лежала то с трудом, но точно знала, что в земле у меня только голова, а моё молодое, крепкое и стройное тело торчало наружу. Я это чувствовала, потому что только что пришла в себя. Правда, я всё ещё боялась пошевелиться; если рядом со мной кто-то есть и наблюдает, пусть думает, что я в отключке. Хотя, представив себя со стороны, я подумала, что вряд ли кто-нибудь выдержал бы такое зрелище, тем более захотел бы воспользоваться моим беспомощным положением, если он только не некрофил. Ощущения потихоньку вернулись, но я не сразу выпростала голову из земляного сугроба. Выждав немного, я, наконец, выдернула то, что пока с трудом можно было назвать головой. Но подняться сразу я не смогла, потому что лежала на склоне оврага головой вниз. Точно знаю, что по собственной воле не могла здесь оказаться. Овраг был не очень глубокий, я с трудом, но выбралась из него. Несмотря на шум в ушах и легкую тошноту, я выползла на неширокую дорогу. Встав на колени, я осмотрелась вокруг: справа был лес, слева – цветущий луг с васильками и маками. Сев на край оврага, я попыталась сосредоточиться и вспомнить, что было накануне. Я пришла к выводу, что кто-то меня сюда просто-напросто выбросил. Одета я была для этого вполне подходяще: маленькое чёрное платье и длиннющие черные сапоги на четырнадцатисантиметровых каблуках. Кто мог выбросить молодую красивую особу двадцати трёх лет в столь экзотичном наряде оставалось для меня полнейшей загадкой. Хотя вариантов наклёвывалось до фига: выбросили из машины на ходу, скинули с вертолёта или даже из самолёта (хотя вряд ли, если только не на бреющем полёте), похитили меня с какой-нибудь тусовки (на это намекал прикид) два орла, которые синхронно схватили меня и, пронеся над лесами и полями, вдруг, тоже синхронно, скинули в заброшенный овраг. Более экзотические версии (типа умыкания меня инопланетянами и тому подобное) я даже не рассматривала. Я склонялась к последней версии и даже знаю, почему орлы могли это сделать. Скорее всего их привлекли кристаллы Сваровски, которыми были расшиты голенища моих сапог. Всё логично: они схватили меня за ноги, каждому досталось по сапогу и, протащив какое-то расстояние (это предстояло ещё выяснить), бросили вниз головой. Это объясняет то, что она оказалась зарытой в землю. Скорее всего орлы просто надорвались, я ведь девушка крупная, рост метр семьдесят семь, вес шестьдесят пять кило. Счастье, что при падении я не сломала себе шею.
Конечно, это был чистый бред, просто таким образом я пыталась восстановить мыслительную функцию, функция памяти пока не включилась. Я занялась самоидентификацией. Итак, моё имя?… По-моему, что-то на букву «Г»… Г…Г…Гвендалин! Это имя прямо выскочило из меня. Гвендалин?! Что ещё за хрень! Если имя такое, какое же тогда отчество? Не могу же я быть Ивановна. Гвендалин Ивановна! Бред! Моего папу не могут звать Ваней. А как? Что-то вертелось на языке на букву «К». Кирилл? Куприян? Нет, точно нет. Вспомнила – Казимир. Я что, Гвендалин Казимировна, полячка? А как с фамилией? Если папа поляк, значит какой-нибудь Поланский, Вайда или Кавалерович. Я перебирала всех знаменитых польских режиссёров. Нет, конечно, не они. По-моему, что-то тоже на «Г». Чёрт, у меня что, всё что ли на «Г». Казимир, Казимир… Гайсин. Да, да… Гайсин. Казимир Гайсин, он еврей. Я тоже. Еврей может быть кем угодно, хоть Казимиром, хоть Емельяном. А в какой стране он еврей? Судя по пейзажу, это может быть и Польша, и Россия, и даже Канада. Я поймала себя на мысли, что думаю по-русски. А говорить-то по-русски я могу? «Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты». Я думаю и говорю по-русски, значит, я русская. Гвендалин Казимировна Гайсина. Жесть! Ну что ж, бывает и хуже.
Чем дольше я сидела, тем меньше понимала, что мне делать дальше. Ясно, что надо идти, но не ясно, куда. Я поднялась с большим трудом на ноги и с высоты почти двух метров (рост плюс высота каблуков) начала из-под козырька руки озирать окрестности. Ничего, похожего на какие-нибудь строения, сооружения, я не наблюдала, и получалось, что абсолютно всё равно, куда идти. На таких каблуках идти невозможно, но проблема заключалась в том, что снять сапоги без посторонней помощи не было никакой возможности, потому что это были сапоги-чулки. Ни стоя, ни сидя они не стягивались. А кто же тогда освобождал меня от них раньше? Вдруг возник смутный образ молодого человека, настолько смутный, что разглядеть его мне не удалось и вспомнить его я тоже не смогла. Да и что грезить без толку. Снимай сама, как хочешь. Я попробовала потянуть за мысок сапога, но он был скользкий, я тянула в разные стороны, ничего, кроме боли в щиколотке не добилась. К несчастью, на сапогах не было молнии, на то они и сапоги-чулки. Адское изобретение, настоящий «испанский» сапог. Я медленно встала на каблуки и пошла просто вперёд, как Бог на душу положил. Так же, наверное, шла на казнь Жанна д"Арк, да и сапоги у неё были похожие. Идти по такой дороге на таких подпорках – это почти цирковой номер.
Вокруг была музыкальная тишина: шум ветра, пенье птиц, стрекотанье кузнечиков. Грех было идти молча, я запела: " Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так…» Стало полегче, смущало только одно, как я могла прожить столько лет, будучи Гвендалин Казимировной.
Прежняя жизнь никак не возвращалась. Ничего, дойду куда надо, во всём разберусь. Дойду ли, вот в чём вопрос. Ноги разъезжались, складывались в колесо. Не думаю, что я делала больше двадцати шагов в минуту, шла уже по моим ощущениям не меньше часа и вдруг поняла, что никогда не была в подобной местности. А как я определила, что это – лес, а это – луг с васильками и маками? Я ведь никогда не видела ни того, ни другого. Вернулось воспоминание о большом городе с толпами народа, снующими между высотками. Я это очень любила. А лес и луга я, наверное, видела в кино и по телевизору. В натуре мне всё это понравилось больше, но мешало восприятию ощущение неустойчивости во время ходьбы. Каждую секунду я рисковала рухнуть с высоты своего немаленького роста. Ноги болели, голова чесалась (я, наверное, не всю землю вытрясла из волос), в желудке отчаянно скреблись две мышки, они также, как и я, отчаянно хотели жрать. Но в пределах видимости не наблюдалось никаких человеческих объектов, ни кафешек, ни «Макдональдсов», ни даже захудалых забегаловок.
