Картина 1: Потемневшее стекло (1941)
(Звуки этюда Шопена номер 3 в тональности ми-мажор, опус 10, исполняемого на пианино в темноте. Свет падает на ВИННИ КЕЙСИ, в 1941 г. девочку 11 лет. Она сидит на скамье у старого пианино).
ВИННИ. Закрывая глаза, я слышу старое пианино, играющее в темноте. Есть в старом пианино что-то такое, притягивающее призраков. Они приходят, чтобы заглянуть в окна, когда слышат музыку. Я всегда их вижу, хотя другие – нет, ждущих у окон, в чулане одной из комнат, где мы жили с мамой, или стоящих у меня за спиной и отражающихся в старом темном зеркале моей умершей бабушки Циннии на чердаке пансиона «Цветы». Я смотрю в грустные глаза призраков и вижу глаза моей матери, и еще одной девушки, которую не знаю, и думаю, что они хотят мне что-то сказать, но не знаю, что именно. Есть одна мелодия, которую мой дядя Джимми играл на одном из старых пианино двоюродного дедушки Вилли, когда моя сестра Долли и я прятались около амбара и слушали. Это была моя любимая мелодия. Моя и девушки-призрака, которую я видела в зеркале. Закрывая глаза, я ее слышу.
(Музыка продолжает звучать, свет, падающий на ВИННИ, гаснет).
Картина 2: Амбар, полный старых пианино (1941)
(Свет падает на ДЖИММИ КЕЙСИ, 44 года, играющего Этюд номер Три Шопена на старом пианино в амбаре, примыкающему к его гаражу поздним вечером 1941 г. ДОЛЛИ КЕЙСИ, 12 лет подходит из глубины сцены, ждет, пока он закончит, только потом начинает говорить).
ДОЛЛИ. Это всегда была ее любимая мелодия.
ДЖИММИ. Что?
ДОЛЛИ. Это мелодия всегда была любимой у Винни, из всех, которые ты играл.
ДЖИММИ. Долли? Что ты здесь делаешь?
ДОЛЛИ. Мне нужно поговорить с тобой, дядя Джимми.
ДЖИММИ. А где твоя мать?
ДОЛЛИ. Мама ушла.
ДЖИММИ. Ушла куда?
ДОЛЛИ. Я не знаю. Просто ушла. Купила нам мороженое, привела в комнату ожидания суда в Кэнтоне, велела подождать ее там, но так и не вернулась.
ДЖИММИ. А где Винни?
ДОЛЛИ. В больнице в Массильоне.
ДЖИММИ. Что она там делает? С ней все в порядке?
ДОЛЛИ. Какая-то глупая женщина из социальной службы или откуда-то еще сказала этому противному старому судье с трясущейся головой, что Винни чокнутая или какими-то отклонениями или задержками в развитии, и этот старый судья отправил ее в психиатрическую лечебницу. Я пыталась сказать ему, что нельзя этого делать, но он меня словно и не слышал. Будто меня и не было. Потом пришли эти люди и забрали от меня Винни. Она кричала и плакала, я ударила одного в нос, а второго, здоровенного, пнула между ног, как учила меня мама, но меня схватили и потащили в приют для девочек с личностными расстройствами или чем-то там еще, но я спряталась в мусорном баке, сбежала, а потом вернулась в Армитейдж на грузовике, который возит помидоры.
ДЖИММИ. Долли, нельзя так себя вести. Тебе двенадцать лет.
ДОЛЛИ. Пришлось. Посчитала необходимым поговорить с тобой, дядя Джимми.
ДЖИММИ. Почему просто не позвонила по телефону?
ДОЛЛИ. Потому что если говоришь с людьми по телефону, они не смотрят тебе в глаза и могут положить трубку.
ДЖИММИ. Ты думаешь, я бы положил трубку?
ДОЛЛИ. Я не знаю, что бы ты сделал, но не могла рисковать. Понимала, что должна увидеться с тобой. Слишком это важно.
ДЖИММИ. Боже мой. Они тебя покормили?
ДОЛЛИ. Я не голодна. И не имеет это значения. Ты должен меня выслушать, дядя Джимми. Я знаю, ты в последний раз видел нас с Долли совсем маленькими, потому что мама постоянно увозила нас в Восточный Ливерпуль, или Питтсбург, или в Уэлсвилл, или куда-то еще, но ты – единственный, к кому я могу прийти. Ты должен помочь мне вытащить Винни из того места. Она не чокнутая, но там точно такой станет. Я знаю, что станет.
ДЖИММИ. Долли, может Винни нужно какое-то время побыть там, где о ней будут заботиться.
ДОЛЛИ. Не говори мне, что нужно моей сестре. Я знаю, что ей нужно. Она – моя сестре, и ей нужна я. И ей нужен ты, чтобы помочь ей, прямо сейчас.
ДЖИММИ. Я не знаю, что смогу для нее сделать, Долли.
ДОЛЛИ. Дядя Джимми, я никогда ни о чем тебя не просила, и больше ни о чем не попрошу, клянусь, но это ты должен для меня сделать. Мама ушла, и Винни не место в сумасшедшем доме. Она – маленькая девочка, она не чокнутая, она просто не такая, как все, и я обещала им, что позабочусь о ней, но они сказали нет, ты слишком молода. Но это глупо, я заботилась о ней чуть ли не всю ее жизнь. Это не вина мамы. Мамы носит в сердце так много несчастья, что для нас места совсем чуть-чуть. Но нас она любит. Я знаю, что любит. А вот заботиться не может. Дядя Джимми, я знаю, ты предпочитаешь держаться особняком, чинишь старые автомобили и старые пианино, которые дедушка Вилли собрал в амбаре. Я знаю, что ты можешь починить практически все. Что ж, ты должен это починить. Ты должен пойти со мной в то место, забрать оттуда мою маленькую сестру и позволить нам жить в твоем доме. Никаких проблем не будет, я обещаю. Я буду готовить. Прибираться. Заботиться о Винни. Ты даже не будешь знать, что мы здесь. Пожалуйста. Ты должен это сделать. Там она завянет и умрет. Я знаю, ты – хороший человек. Иногда по вечерам я приводила сюда Винни, мы сидели за амбаром и слушали, как ты играешь на этих старых пианино. Слушая музыку, Винни сразу успокаивалась. Думаю, здесь она была счастлива. Я знаю, что прошу многого. Я знаю, ты привык жить один, но, дядя Джимми, думаю, в жизни каждого человека наступает момент. когда у него появляется шанс больше не быть одному, и я думаю, это твой шанс. И наш. Мне больше идти некуда. Поэтому не говори мне, что ты сожалеешь. Я не хочу этого слышать. Ты должен сесть в «шеви» и отвезти меня туда, прямо сейчас, потому что я не могу оставить там сестру еще на одну ночь. Даже на одну.
