Над массивными железными воротами в Пало-Альто, за которыми виднелся красивый старый дом, было написано: «Владения амазонок». Вывеска сразу бросалась в глаза – очевидно, это соответствовало намерениям хозяйки усадьбы. О ней я тоже кое-что уже знал. Ланетта Холмс, как мне сказали, была наследницей умеренного состояния и бескомпромиссной основательницей союза «Гневные амазонки» – весьма активно действующего общества, борющегося за права женщин.
Над высокой каменной оградой, окружающей владения, проходила колючая проволока. Рядом с воротами имелась табличка поскромнее: «Пожалуйста, звоните», а рядом с ней я обнаружил медную проволоку звонка. Решительно дернув за нее, я почему-то вообразил себя маклером, намеревающимся продать холодильник фирмы «Дженерал электрик».
– Кто там? – неожиданно раздался сухой женский голос, усиленный репродуктором.
– Это студентка-заочница, – ответил я искусственным сопрано. – Зарабатываю на хлеб продажей газет и журналов. Не хотите ли подписаться на «Плейбой»?
Словно в подтверждение моих опасений, что амазонки – чересчур строгие дамы, в репродукторе пропали даже хрипы – меня не желали слушать. Сначала, собираясь в этот дом, я хотел вообще сказать Ланетте Холмс, чтобы она обратилась к женщине-адвокату. Но потом подумал, что, отказавшись от дела, начну себя корить за проявленную слабость. Да и где она найдет женщину-адвоката с такой квалификацией, как у меня? Ко всему прочему очень хотелось узнать, зачем понадобилась «Гневным амазонкам» юридическая помощь.
Я дернул медную проволочку еще раз.
– Это все еще вы? – спросил тот же голос.
– Совершенно верно, – ответил я басом.
– О! Какие в вас перемены!
– Я просто пошутил и никаких газет не продаю…
– А что вы продаете?
– Ничего, я – адвокат, и…
– Вас зовут Рэндол Робертс?
– Да. Если хотите удостовериться, я предъявлю документ – мне известно, что далеко не всякий мужчина может войти за эти ворота.
– Мне кажется, вы слишком молоды, чтобы быть адвокатом, – холодно заметил репродуктор. – Однако рискну.
– Благодарю за доверие, – буркнул я, ожидая, что вслед за этим ворота откроются, но не тут-то было.
Из репродуктора прозвучало предупреждение:
– Хозяйка дома давно ждет вас, но боюсь, Либби придется не по душе ваш юмор.
– Тогда, может быть, ей придутся по душе другие мои мужские достоинства?
– Их вам лучше вообще оставить за воротами! – отрезала невидимая собеседница. – Подберете, когда будете возвращаться!
После этих слов раздался металлический лязг, и передо мной открылся путь в таинственные владения. Я вошел, за спиной снова щелкнул замок, и звук показался мне зловещим в этой полной, невообразимой тишине, господствовавшей за стеной, – даже птицы здесь не пели! Я оказался в запущенном, но довольно обширном поместье, и оно производило впечатление. Да и кто теперь обращает внимание на то, хорошо ли выкошены газоны, когда все чаще и на мужчин-то не обращают внимания.
Белый дом с колоннами и порталом был украшен гипсовыми ангелочками, порхающими между окон. У крыльца стоял автомобиль, и, обнаружив в его кузове Венеру без головы, я почему-то подумал, что это оскверненный труп, превратившийся в камень.
Под ногами скрипел гравий. Я обогнул машину и, поднимаясь по ступеням, заметил за домом деревья, чьи набухшие почки напомнили о приближающемся лете.
На пороге меня уже поджидала маленькая златовласая женщина.
– Мистер Робертс? – спросила она без улыбки.
– Вы меня с кем-то спутали. Я продавец газет.
– Мне не нравятся ваши шутки, мистер Робертс. Вы что, действительно лучший адвокат в Сан-Франциско?
– Кто вам сказал такое? – поинтересовался я, не выказав удивления.
– Гм, наверное, какой-нибудь противник нашего движения. – Она скептически осмотрела меня. – Впрочем, мы уже привыкли к злобным выходкам некоторых мужчин, постоянно находясь под обстрелом этих господ!
– Я всегда полагал, что пьедестал господства следует занимать женщинам, – сказал я с галантной улыбкой.
– Конечно! – Взгляд зеленых глаз метнулся к грузовичку. – Чтобы всегда взирать на нас как на объект наслаждения! Как на бесправного идола, с которым можно делать все, что заблагорассудится, задобрив его подарками! Но кому понравится долго быть вашим идолом? Лично я предпочитаю оставаться живым человеком, способным свободно дышать, чувствовать…
– Ну-ка, вздохните еще разок, и поглубже, если можно, – попросил я, глядя на ее грудь.
Под тонким пуловером не было лифчика, но чудесная форма упругой груди доказывала, что он и не нужен. Ткань не глушила мягкие цвета ее кожи, и я с наслаждением предался созерцанию, которому не мешал даже значок: рука с обнаженным клинком.
– Что с вами? – презрительно спросила она. – Начитались «Плейбоя» или похотливы от рождения?
– Ничего подобного. Просто я мужчина, – ответил я скромно.
– Ну, это еще можно простить! – усмехнулась златовласка.
Блеск зеленых глаз, сопроводивший реплику, подсказал, что «простить» – не совсем то слово, которое она хотела употребить, но я не настаивал на разъяснениях. Передо мной стояла представительница общества, борющегося против диктатуры мужчин, и все же я был уверен, что в другом месте и в другой час мне удалось бы убедить ее в своем искреннем восхищении.
Округлые бедра незнакомки обтягивала синяя юбка – узкая и модная, уж никак не рассчитанная на утаивание женских прелестей – скорее наоборот. На ногах – красные туфли, хорошо гармонирующие с огненно-рыжими волосами. Короче говоря, я беседовал с прекрасной и вполне нормальной женщиной, но она почему-то разыгрывала роль мужененавистницы.
– Меня зовут Линда Лазареф, – неожиданно представилась она. – Я журналистка и пишу для «амазонок». Возможно, вы читали мои статьи.
– Да, возможно. – Я кивнул. – Не вы ли провозгласили, что пока женщина позволяет властвовать над собой, мужчина будет потенциальным Гитлером?
– Я согласна с этим тезисом, но мысль, собственно, принадлежит Либби…
– Либби? А это кто?
– Так мы зовем Ланетту Холмс.
Едва она договорила, из дома донесся резкий вопрос:
– Линда! Так что там с этим чертовым адвокатом, где он?
Честно говоря, я рассчитывал, что меня встретят всеобщим ликованием и фанфарами. Зеленоглазая бросила на меня насмешливый взгляд, словно провоцируя на какую-нибудь бестактность, но сказать я ничего не успел.
– Мы идем! – крикнула мисс Лазареф, открывая дверь.
– Нельзя ли побыстрее? – раздалось требовательно. – Я немедленно хочу обсудить дело и избавиться от этой свиньи!
Я не имел ни малейшего представления, о какой свинье идет речь, но зато прекрасно понял, как относится к этим животным хозяйка дома.
Вслед за Линдой Лазареф я прошел в просторный холл, устланный большим ковром. В стороне я заметил вешалку, и она показалась мне реликвией тех далеких времен, когда в доме еще принимали мужчин. Сейчас здесь не осталось никакого следа их пребывания, а Ланетта Холмс, похоже, считает, что мужчин вообще не существует.
